Непрошеная повесть

Дальше министр писал: «Сегодня утром я испытываю неловкость. Уж не проснулся ли давеча государь, почивавший так близко от нас?..»

Я ответила:

Как поверить
ночному видению?
Мое платье влажно,
Тяжелое от слез,
что так на росу похожи!

Государь уже несколько раз присылал за мной; пришлось пойти. Как видно, он почувствовал, что я страдаю из-за того, что случилось минувшей ночью, потому что казался оживленней и веселее, чем обычно, но мне это было еще обиднее.

Снова начался пир, но сегодня, пока еще не слишком стемнело, государя пригласили на прогулку на лодках, и мы поехали в Фусими. Когда сгустилась ночь, позвали рыбаков, искусных в приручении бакланов, к корме августейшего судна привязали лодку с бакланами и показали государю, как ловят рыбу с помощью птиц. Рыбаков было трое, государь пожаловал им одежду со своего плеча. После возвращения снова началось угощение, пошло в ход саке, и государь опять напился допьяна. Ближе к рассвету министр снова прокрался к опочивальне.

– Сколько ночей подряд приходится ночевать в чужом, непривычном месте, – послышались его речи, – это так неприятно… Да и вообще здесь, в Фусими, местность очень унылая, никак не уснуть… Прошу вас, зажгите в моей спальне огонь, а то досаждают какие-то противные мошки… – Мне было отвратительно слышать это, но государь опять сказал:

– Ну, что ж ты? Почему не идешь? – И эти его слова причинили мне нестерпимую боль.

– Простите меня, старика, за мои причуды! – без всякого смущения говорил министр чуть ли не возле самого изголовья государя. – Наверное, вам противно смотреть, как я схожу с ума от любви… Но в прежние времена тоже случалось, что пожилой мужчина становился благодетелем молодой особы. Такой союз приводил к долгому покровительству… – Мне было больно и горько слушать эти слова, но что я могла поделать? А  государь, по-прежнему в самом благодушном расположении духа, сказал:

– Мне тоже очень тоскливо лежать здесь одному, так что располагайтесь поближе… – И мне снова пришлось лечь с министром в соседнем помещении так же, как прошлой ночью, за тонкой раздвижной дверью.

На следующее утро отъезд назначили еще затемно, так что шум и суета начались очень рано, и я рассталась с министром, не сохранив от этой встречи ничего, кроме горькой душевной опустошенности. Я села позади государя в его карету; в той же карете ехал и дайнагон Санэканэ Сайондзи. Наконец показалась столица; до моста Киёмидзу все кареты ехали друг за дружкой, но от Кёгоку поезд государя свернул к северу, а кареты министра и остальных – на запад, и тут – я сама не могла бы сказать почему – мне стало грустно расставаться с министром. Эта грусть показалась неожиданной мне самой, и я с удивлением спрашивала себя: когда и как могла произойти такая перемена в моей душе?

Свиток третий (1281–1285 гг.)

Уныло, мрачно текла моя жизнь. «Неужели до конца дней придется влачить столь безрадостное существование?» – думала я. Единственно желанным казался уединенный приют где-нибудь в глуши гор, но это стремление, увы, было невыполнимо. «Да, нелегко бежать от суетного мира!» – против воли роптала я на мой печальный удел. Я боялась, что государь со временем меня разлюбит, страх утратить его любовь преследовал меня даже во сне, я ломала голову, как предотвратить беду, но ничего не могла придумать. Наступила вторая луна, повсюду расцвели цветы, ветерок доносил благоухание цветущей сливы, но радость новой весны не веселила меня, ничто не могло развеять мою тревогу, мою печаль.

…Послышался голос государя – он звал людей, и я поспешила на его зов. Государь был один.

– В последнее время все женщины разъехались по домам, во дворце стало совсем уныло… – сказал он. – Ты тоже целыми днями уединяешься в своей комнате. Желал бы я знать, о ком ты тоскуешь?

«Опять ревнивые намеки!» – подумала я с досадой. В это время доложили, что во дворец пожаловал настоятель.

Его сразу провели к государю, и мне не оставалось ничего другого, как молча внимать их беседе. Этой весной захворала дочь государя, будущая государыня Югимонъин[90] (в ту пору она была еще ребенком и звалась принцессой Има), болезнь затянулась, и решено было служить молебны богу Айдзэну о ниспослании выздоровления болящей. Кроме того, государь хотел вознести моления созвездию Северного Ковша[91]; эту службу, если не ошибаюсь, поручили преподобному Нарутаки из храма Высшей мудрости, Ханнядзи.

…Завязалась беседа, даже более доверительная и теплая, чем обычно, я сидела тут же, внутренне трепеща от страха при мысли о том, что творится в душе настоятеля в эти минуты, как вдруг государю сообщили, что принцессе внезапно стало хуже, и он поспешил удалиться во внутренние покои.

– Дождитесь, пожалуйста, возвращения государя… – обратившись к настоятелю, сказала я.