Планкетт зашагал к дому. Сол вылез обратно на ступени, прерывистое дыхание клокотало в его груди. Он не отрывал глаз от отца.
– Подойди сюда, Сол. Давай же. Взгляни на таймер. Что ты видишь.
Мальчик впился взглядом в таймер. Его губы задрожали, слезы испуга потекли по грязному лицу.
– Больше… больше трех м-минут, папа?
– Больше трех минут, Сол. Итак, Сол – не плачь, сынок, это не поможет, – Сол, что бы произошло, когда ты добрался бы до ступеней?
– Большие двери были бы заперты, – произнес мальчик тихим голосом, отчаянно пытаясь сдержать рыдания.
– Большие двери были бы заперты. Ты бы остался снаружи. А потом – что бы случилось с тобой дальше? Перестань плакать. Отвечай!
– Потом, когда упали бы бомбы, мне… мне было бы негде спрятаться. Я бы сгорел, как спичечная головка. И… и от меня осталось бы только черное пятно на земле, в форме моей тени. А… а…
– А радиоактивная пыль, – подсказал катехизис его отец.
– Эллиот… – всхлипнула за спиной Планкетта Энн. – Я не…
–
– А если бы это была ра-ди-о-ак-тив-ная пыль вместо атомных бомб, моя кожа слезла бы с тела, а легкие сгорели бы внутри… Пожалуйста, папа, я больше не буду!
– А твои глаза? Что бы случилось с твоими глазами?
Пухлый коричневый кулачок потер один глаз.
– А мои глаза выпали бы, и мои зубы тоже, и я испытывал бы такую жуткую, жуткую боль…
– Снаружи и внутри. Вот что произошло бы, если бы ты не успел в подвал после сигнала тревоги, если бы остался снаружи. По истечении трех минут мы дернем за рычаги, и, вне зависимости от того, кто снаружи –
Двое детей Докинзов слушали с белыми лицами и пересохшими губами. Родители привезли их из города и попросили Эллиота Планкетта по старой дружбе защитить детей как своих собственных. Что ж, они получили эту защиту. Иного способа не существовало.
– Да, папа, я понимаю. Я больше никогда так не сделаю. Никогда.
– Очень на это надеюсь. А теперь иди в амбар, Сол. Давай.
Планкетт снял тяжелый кожаный ремень.
– Эллиот! Ты не думаешь, что он и так понял ужасную истину? Порка не поможет ему понять лучше.
Планкетт помедлил за спиной рыдающего мальчика, который плелся к амбару.
– Порка не поможет понять лучше, но преподаст ему иной урок. Все семеро из нас будут в этом подвале через три минуты после тревоги, даже если я сотру этот ремень до самой пряжки!
Позже он протопал на кухню в своих тяжелых фермерских ботинках, остановился и вздохнул.
Энн кормила Дину. Не отрывая глаз от младенца, спросила:
– Он останется без ужина, Эллиот?
– Без ужина. – Планкетт снова вздохнул. – Нелегкая это работа.
– Особенно для тебя. Мало кто становится фермером в тридцать пять. Мало кто тратит все до последнего пенни на подземную крепость и электростанцию, просто на всякий случай. Но ты прав.
– Хотел бы я, – беспокойно сказал он, – придумать способ загнать в подвал телку Нэнси. И если цена на яйца продержится еще месяц, я смогу построить туннель к генератору. А еще колодец. Только один колодец, даже закрытый…
– А когда мы приехали сюда семь лет назад… – Она наконец поднялась и нежно скользнула губами по его толстой синей рубашке. – У нас был только клочок земли. Теперь у нас три курятника, тысяча бройлеров и я не знаю сколько несушек и производителей.
Она умолкла – его тело напряглось, и он стиснул ее плечи.
– Энн,
– Конечно, дорогой.
Планкетт скрипнул зубами и беспомощно приоткрыл рот. Его жена вновь принялась кормить младенца.
– Ты совершенно прав. Глотай, Дина. Тот последний бюллетень из Клуба выживших
Он процитировал октябрьский выпуск «Выжившего», и Энн узнала цитату. И что с того? По крайней мере, они
Знакомая зеленая обложка отпечатанного на мимеографе журнала бросалась в глаза на кухонном столе. Планкетт пролистал его, нашел зачитанную статью на пятой странице и покачал головой.
– Только представь! – громко сказал он. – Несчастные глупцы вновь согласились с правительством насчет коэффициента безопасности. Шесть минут! Как они могли… как организация вроде Клуба выживших могла сделать это своим официальным мнением! Один только ступор,