Непристойное предложение

Похоже, Петре посчастливилось услышать от своего мужа то же, что и мне от Штефана. С той лишь разницей, что у Штефана не было ни пуза, ни лысины.

— Да ясно же, — заметила Петра. — Поэтому я показываю ему везде и всегда, что могу получить каждого второго мужчину, если захочу.

— Ах вот оно что, — с пониманием произнесла я.

— Да, а мне уже хочется плакать, — пожаловалась Эвелин.

Петра снова хихикнула.

— И это было совсем нетрудно — увести у тебя твоего благоверного, — сказала она, обращаясь ко мне. — А я тебя еще и предостерегала.

— Предостерегала? Ты, меня?

— Ясное дело. Я говорила тебе, что если ты и дальше будешь бегать туда-сюда, как трубкозубка, то я ничего не смогу тебе гарантировать. Да, а ты так и продолжала бегать, как трубкозубка.

Она расхохоталась, и теперь уже ничто не могло остановить этот хохот. Петра уселась на прилавок и кудахтала и икала, словно индюшка. Глупая индюшка с детскими заколками в волосах. Ничего более отвратительного я в жизни не видела.

— Это уже слишком, — проговорила Эвелин и посмотрела на часы. — Все пошло слишком быстро.

— Мне уже давно не по себе, — сказала я. — И совсем не так хорошо.

Эвелин посмотрела на недоеденный коржик в моей руке.

— Сокровище мое, но в звездочках вообще ничего не было.

— А он был такой вялый в постели, — съязвила Петра и едва не свалилась с прилавка от смеха.

— Хотелось бы знать, что здесь такого смешного, — не сдержалась Эвелин. — Вы, бедняжка, никогда ничего подобного в жизни не имели.

— Лично я никогда, — сказала Петра и расхохоталась так, что из глаз брызнули слезы. — Абсолютный тюфяк, хи-хи, совсем не смешно, хи-хи. Не над чем смеяться, хи-хи-хи. Но ты можешь теперь спокойно говорить мне «ты».

— Ах нет, спасибо, — возразила Эвелин.

Мне стало в этот момент в самом деле жаль Петру.

— Уже половина двенадцатого, Петра. Ты не должна сегодня забирать детей?

— Детей! — Петра подпрыгивала от смеха на прилавке. — Забрать.

— О Боже! — испугалась я. — Что мы наделали? Она же не сможет вести машину!

— Не-е, — удовлетворенно сказала Эвелин.

— А бедные дети? Они теперь будут ждать маму перед детским садиком.

— Дети никогда не ждут перед садиком, а всегда на территории, под присмотром. И если никто не приходит их забрать, то воспитатели ставят в известность отцов. Или старших детей, — ухмыльнулась Эвелин.

— Эвелин, ты жестока, — возмутилась я.

— Не-е, — ответила Эвелин. — Я просто считаю, что наша кривоножка заслужила наказание.

— Но бедные дети…

— Ты хотела бы иметь такую мать?

— Родителей не выбирают, — проговорила я. — О Боже, Эвелин, мне и в самом деле ужасно плохо. Ты уверена, что в звездочках ничего не было?

— Абсолютно, — сказала Эвелин.

— Тогда это, должно быть, обезжиренное масло, которое я не переношу.

— Оливия, душа моя, не существует никакого обезжиренного масла.

Эти слова произвели на Петру такое впечатление, что от смеха у нее изо рта пошла пена.

— Ты бы легла лучше куда-нибудь, хоть на диван, — попросила я ее.

— Да, в первый раз такого с ней быть не должно, — сказала Эвелин.

А Петра все смеялась и смеялась. Когда она слезла с прилавка, чтобы куда-нибудь идти, то не попала в дверь и ударилась лбом о дверной косяк. Но это не привело ее в чувство, потому что смеяться она принялась еще пуще. Когда мы наконец уложили ее на диван, я со страхом посмотрела на Эвелин.

— От этого можно умереть?

— Посмотрим, — произнесла Эвелин и беспечно засмеялась.

Боль у меня в животе стала сильнее. Едва я успела добежать до туалета, меня вырвало.

— Твои коржики и в самом деле способны подавлять аппетит, — сообщила я, вернувшись назад в магазин.

Эвелин задумчиво посмотрела на меня.

— Похоже, причина твоего недомогания совсем в другом. Когда у тебя последний раз были месячные?

Глава 14

Я тупо уставилась на Эвелин.

— А что? — Я не вела никаких глупых календарей по поводу месячных.

— Гм, — произнесла Эвелин.

— Нет, — сказала я.

Нет, судьба не могла так со мной поступить! И так уже всего было достаточно.

— У меня есть еще один тест на беременность, — сказала Эвелин и поморщилась. — Был куплен про запас. — Она ухмыльнулась. — Я уже собиралась было продать его на аукционе.

— Нет, — повторила я.

Я не могла быть беременной. Это было просто невозможно. Это же была жизнь, а не глупая «мыльная опера».

Забеременеет ли Оливия от своего деверя, и как она расскажет об этом своей невестке, которая долгие годы безуспешно пыталась завести ребенка? И бросится ли Оливия с моста, что больше подошло бы глупой продавщице Петре? Смотрите в нашем сериале и не переключайтесь, потому что грядет новый поворот в нашем сериале: Гертнеры — семейство самоубийц.

Эвелин подтолкнула меня к выходу.

— Пойдем же. Самообман в данном случае ни к чему хорошему не приведет.