Непристойное предложение

Я удрученно покачала головой.

— Трус несчастный! — прошипела Эвелин и огляделась. — Где он?

— В кабинете. Он нас не слышит.

— Ладно, тогда слушай меня: Фриц собирается дать каждому из своих сыновей по миллиону евро, если они поменяются женами на полгода.

— Что? — вырвалось у меня.

Сказанное Эвелин прозвучало наивно и сложно одновременно. Но это было совершеннейшим бредом.

— И как все это должно выглядеть?

— Очень просто: ты переедешь на шесть месяцев к Оливеру в нашу квартиру, а я на тот же срок поселюсь здесь, в вашей развалюхе со Штефаном. Вот и все.

— Да, но… для чего все это? Я хочу сказать, что Фрицу толку от всего этого?

— Положительные эмоции, — сказала Эвелин.

— Полный бред! Оливер и Штефан имеют право объявить старика недееспособным. Он сам не понимает, что говорит.

— Он лишь считает, что его сыновья женаты не на тех женщинах.

— И поэтому он решил, что, поменявшись, мы станем лучше подходить друг другу?

Брэд Питт для Дженнифер Энистон, Блуменколь для Блуменкёльхен — конечно!

Эвелин слегка поменяла позу.

— Определенно. Он же думает, что это мы во всем виноваты. И в том, что его сыновья не смогли сделать приличную карьеру, и в том, что у нас нет детей.

— Но это не моя вина, — пыталась протестовать я. — Кроме того, если я погубила карьеру одного из сыновей, то как я смогу повлиять на становление второго в положительном плане?

— Все это не имеет никакого значения! — Эвелин снова сморщилась, словно от приступа зубной боли. — Здесь речь идет всего лишь о, так сказать, стариковской субтильной игре во власть, в результате которой Фриц берется доказать, что его сыновья всегда станут делать то, что захочет их отец.

— За миллион евро, — презрительно добавила я.

— За один миллион евро, — подтвердила Эвелин. — Это для Фрица очень важно и, похоже, сулит прибыль. Вероятно, это какое-то пари.

— С кем же?

— Не знаю, — Эвелин снова элегантно поменяла позу. — Но если мы не подыграем, то он его проиграет. А нам это надо? Он же как-никак наш любимый свекор.

— Но если он проиграет, он же все равно сохранит свой миллион!

— Два миллиона. Каждый в конце концов получит по одному.

— Тем хуже! Если речь действительно идет о пари, то Фриц останется весьма доволен, даже если проиграет.

У Эвелин было другое мнение.

— О нет! У человека случится припадок бешенства, если человеческая молва начнет судачить о том, что он проиграл в споре своим детям!

— Да, но с ним случится такой же припадок, если на какой-нибудь распродаже цены поднимутся хоть на два цента. И я не рискну даже предположить, что будет, когда речь идет о двух миллионах.

— Но кто знает, как высоко могут подняться ставки? — сказала Эвелин. — Старик в любом случае получит хороший навар — так или иначе!

У меня закружилась голова.

— Все это полный бред! — воскликнула я. — Кому от этого прок? Никто ничего с этого не получит! Ни детей, ни карьеры ни Штефан, ни Оливер в результате не сделают. Даже если поменяются женами! Все это не имеет никакого смысла.

— Но нам это должно быть безразлично, — продолжала возражать Эвелин. — Мы однозначно кое-что с этого получим — а ведь нам нужны только деньги, не так ли?

— Только деньги — это точно, — согласилась я.

— Смотри на все прагматично: половина суммы станет нашей, — сказала Эвелин. — Твоей и моей. Пятьсот тысяч евро. Каждой.

Пятьсот тысяч евро… Я перевела взгляд с пола на свои туфли. Моим глазам открылась замечательная картина: длинные ряды прекрасных сортовых фруктовых деревьев, плантации английских роз и лаванды на тщательно обработанных и обустроенных четырех гектарах земли. Я увидела длинные очереди клиентов, стремящихся заполучить в нашем питомнике фантастические саженцы для оформления своих участков, и то, как я бросаю на Штефана торжествующий взгляд, давая ему понять, насколько он был не прав, утверждая, что эра ландшафтного дизайна давно прошла.

— И ради этого я должна буду всего лишь переехать жить к вам, а ты к нам? — спросила я, чувствуя себя при этом как рыба, польстившаяся на особо лакомую приманку. Но ей, этой рыбе, не особенно долго радоваться тому, как вкусна эта приманка. И она поймет это в тот момент, когда вылетит из воды, болтаясь на остром крючке.

— Именно, — сказала Эвелин. — Фриц — всего лишь фон. Все остальное пойдет своим чередом.

— Что остальное?

— Ну, ты же знаешь.

— Не знаю!

— Брось, не притворяйся большей дурочкой, чем ты есть! Фриц хочет, чтобы мы поменялись всем.

— Что ему-то от этого?

Эвелин пожала плечами.

— Я же сказала: положительные эмоции! Осознание своего права иметь право. Осознание права держать все под контролем. Да откуда я знаю! Нам должно быть безразлично! Нам нужны только деньги, разве нет?

Я кивнула. Да, мне нужны были деньги. Но мне был нужен и Штефан. И ни при каких обстоятельствах я не могла позволить себе смириться с мыслью, что за эти полгода он вдруг решит, что Эвелин подходит ему больше, чем я. Поэтому я с надеждой добавила:

— Но если наши мужья все-таки не захотят ввязываться в эту авантюру…