Непримкнувший. Воспоминания

До него из членов Политбюро выступили, так сказать, в «обычном» порядке А. Микоян, М. Первухин, Л. Каганович и даже глава правительства Г. Маленков. Теперь последним в прениях получил слово Первый секретарь ЦК. Уже одно это должно было означать директивность выступления: «быть по сему».

Хрущев говорил о промышленности, о производительности труда, о реорганизации госаппарата и, конечно, обильно – о сельском хозяйстве. Он сообщил депутатам, что на целину уже направлено 15 тыс. мощных дизельных тракторов, десятки тысяч плугов, сеялок и других машин, более 30 тыс. агрономов, инженеров, механиков. Здесь Хрущев уже подчеркивал первенствующую роль зернового хозяйства. Но самой неотложной и срочной задачей он считал обеспечение городов картофелем и овощами.

…

Прошло десять лет. И в каждой очередной речи Хрущева, в перспективных и годовых планах все повторялись формулировки о «полном обеспечении населения картофелем и овощами». Хрущев детально поучал всех, где, как и когда сажать, обрабатывать и убирать картофель и овощи, как делать и применять торфоперегнойные горшочки, как строить овощные теплицы и т. д. Но чем больше он шумел, тем хуже становилось положение. (В последнем урожае, собранном до падения Хрущева – в 1963 г., валовый сбор картофеля по стране – 71,8 тыс. тонн – упал ниже уровня 1954 г. – 75,0 тыс. тонн, и даже ниже уровня 1940 г. – 75,8 тыс. тонн).

Магазины и палатки не только Москвы, Ленинграда, Урала, но и Северного Кавказа и даже городов Украины заполнили ящики с болгарскими помидорами, хотя Хрущев справедливо говорил, что только одна Украина могла бы завалить всю Европу картофелем и овощами.

…

В самом конце марта Н.С. Хрущев позвонил мне в «Правду» и сказал, что я включен в состав делегации на партийный съезд в Германии. 30 марта в газете появилось сообщение, что из Москвы в Берлин отбыла партийная делегация Коммунистической партии Советского Союза на IV съезд Социалистической Единой партии Германии в составе: А.И. Микояна (глава делегации), секретаря ЦК КПСС М.А. Суслова, главного редактора «Правды» Д.Т. Шепилова и А.А. Смирнова (работника Международного отдела ЦК, ставшего затем послом СССР в Бонне, а позже – в Турции).

В Германии я был девять лет назад, в начале июля 1945 г. Только что отгремела война. Моя 4-я гвардейская армия, в которой я состоял членом военного совета, после взятия Вены несла оккупационную службу в Австрии. В связи с передислокацией войск был получен приказ командующему армией генерал-лейтенанту И.Д. Захватаеву и мне прибыть в штаб 1-го Украинского фронта к маршалу И.С. Коневу за указаниями. Штаб располагался в пригороде Дрездена.

…

Мы – в столице Саксонии Дрездене. Но города с его почти тысячелетней историей и былым 600-тысячным населением, с его знаменитыми дворцами, театрами, музеями, парками – фактически нет. Руины, руины, руины…

…

За ужином я спросил (начальника штаба фронта генерала армии И.Е. Петрова. – Ред.):

– Иван Ефимович, где же Дрезден? Чем вызваны такие страшные опустошения? Ведь Дрезден мы брали уже после падения Берлина, сопротивление немцев было почти полностью сломлено?

– Где Дрезден, спрашиваете вы? Американцы скушали.

– Как так?

– А так. Американцы в это время больше всего боялись быстрого продвижения Красной Армии на Берлин, на запад вообще. И они делали все, чтобы задержать нас. Они разрушили Дрезден сразу, несколькими сверхмощными налетами тяжелых бомбардировщиков, когда судьба Германии, Берлина, Дрездена была, по существу, решена. В частности, они лихорадочно бомбили мосты через Эльбу, чтобы не допустить удара наступающих советских армий левым флангом и выхода в тыл берлинской группировке слева. Никто, конечно, точно определить не может, но считается, что своими февральскими бомбежками американцы уничтожили тысяч двести жителей Дрездена.

Если бы американцы так же ревностно воевали против гитлеровских армий на Западе, как они задерживали наше продвижение на Берлин, война давно бы кончилась.

…

Мы уже в Берлине, но ощущение такое, что Берлина больше не существует. Это – сплошное кладбище некогда живого. Словно над гигантским четырехмиллионным городом пронесся смерч из огня и металла и превратил все в груды кирпича, стекла, покореженного железа, известки, дерева, домашней утвари, тряпья.

…

Мы с трудом пробирались по проездам, очищенным меж руин и пепелищ. Многократно пробитые снарядами и бомбами, обуглившиеся и растреснутые останки бывших казарм, вокзалов, дворцов, складов, канцелярий. Кажется, что не сохранилось ни одного дома, ни одного уголка, где можно притулиться живому существу.