« — Не ты первая, с кем такое случается, — мягко подаст голос Артур, муж её, успокаивающе кладя руку ей на плечо».
« — Мисс, такое действительно сложно пережить! Но вы сильны, вы справитесь, — звонко протараторит горничная, держа у груди поднос, и, проникшись ситуацией, будет ещё ночами, зашивая подштанники, оплакивать горе своей госпожи!»
« — Дочь, мир жесток и несправедлив. Кому-то всё, а кто-то, как ты, дитя, должен преодолевать многие жизненные трудности, что взвалили на твою спину… — и продолжит полковник, отец её, держа у губ трубку, пытаться ужиться в двух жизненных этапах — в собственных горечных воспоминаниях о фронте, о пережитом ужасе, и о настоящем. А где поддержка, нужная так его дочери?»
« — Смотря на тебя, я понимаю, что сын мой зря женился на столь слабой девке. Что в тебе есть, кроме личика достойного? Не этим женщина славится! — едкими, как ощутимая на щеке пощёчина, ударят слова матери Артура».
И такое многообразие слов — ни чета тому, что она на самом деле чувствует. Ей не нужно всё это, она хочет лишь одно… но кто отдаст ей потерянное? Кто позволит ей увидеть первый вздох, пронзительный крик, шевеления миниатюрных ручек, хихиканье?.. А испытать истинное женское счастье?!
Никто.
Мир давно отвернулся от неё.
А впереди склон. Очень высокий. Ветер начнёт сильно дуть, растрёпывая и без того плохо уложенные волосы Элизы. Услышит она в нём проблеск детского крика — в глазах зажгутся «огни»; появятся силы, сердце затрепещит — листья в танце, кружась вокруг неё, постепенно отдаляться будут, всё дальше и дальше, показывая лишь один путь — вниз. Волны с силой ударятся о скалы. Один раз, второй — так громко, призывая её. Первые шаги сделает она уверенные, последующие — менее свободными, с большей, так сказать, медлительностью, а остановившись у края — нерешительно глянет туда, где из воды торчать остроконечные скалы, так похожие на колья. Потом на небо. Улыбнётся. Помашет ему рукой и…
— Элиза! — ворвётся громкий голос в «другую», запретную для него реальность. Мужчина, обросший щетиной, попытается прорваться, в надежде, что успеет, сумеет и остановит неминуемую гибель своей любимой!..
Дождь нещадно будет бить по ним. А когда он смолкнет, одна из его последних капель скатится по бледной щеке; обретёт вырвавшееся из стальных цепей закоченелое чувство Свободы.
Любовь? Надежда? Обречённость! Всё это будет уже неважно, ведь в глазах мужчины ужасом застынет непредотвратимый удар судьбы.