Непобедимая жара

— Позвольте мне кое-что сообщить вам, офицер. Даже если бы я решил вести за вами наблюдение, вы бы никогда об этом не узнали.

На этот раз Хит взяла на себя роль диктора: подняв глаза к потолку, она заговорила:

— Неуязвимый командир отряда наемных убийц, проваливший слежку, пытается спасти свою репутацию с помощью бравады, мысленно делая себе заметку отыскать и ликвидировать водителя, занимавшегося наблюдением. — Она снова посмотрела на него и бросила: — Дилетанты. — Пока он переваривал эту речь, она вытащила копию электронного письма, полученного от архиепископа, и зачитала вслух: — «Вы когда-нибудь слышали о Тикритской разминке? А я слышал, падре. Испытывая невыносимую боль, вы начинаете молить о смерти, но вам причиняют боль снова и снова. Самая интересная часть — это когда вы обращаетесь к Богу за милосердием, а Он смотрит на вас сверху и плюет на мусорный мешок, заменяющий вам душу».

— Он защищал этого извращенца, посмевшего прикоснуться к моему ребенку. — Надменное спокойствие генерального директора куда-то испарилось, ярость родителя вырвалась на свободу.

— Так вы не отрицаете, что писали это? — уточнила Хит.

— Вы меня не слушаете! Эти люди совращают невинных детей, а потом прячутся за своими сутанами и прикрывают друг друга!

Никки подняла лист бумаги:

— Это описание очень напоминает обстоятельства смерти отца Графа.

— Отлично. Одним лицемерным ублюдком, защищающим извращенцев, стало меньше. — Он сидел, задыхаясь от гнева, стиснув руки в кулаки.

Никки поднялась:

— Мистер Хейс, я бы дала вам свою визитную карточку, но уверена, что вы и без того прекрасно знаете, где меня найти. Если у вас появится алиби на ночь убийства, лучше сообщите о нем мне. Или я вернусь и арестую вас. В вашем… местонахождении.

Они молчали до тех пор, пока не вышли на Вандербильт-авеню; все трое были уверены в том, что здание нашпиговано микрофонами, а возможно, даже видеокамерами.

— Что этот парень о себе воображает? — возмутился Таррелл.

— Все рассчитано, Тэрри. Психологический прием, дымовая завеса, так сказать. — И Хит продолжила: — Ребята, мне нужно, чтобы вы и дальше копали насчет Серхио Торреса. Если понадобится, найдите детский сад, в который он ходил. Подружки, товарищи по банде, сокамерники, все. Выясните, с кем он был связан, и тогда мы найдем нашего убийцу.

Каньеро поднял глаза на здание с тонированными оконными стеклами.

— А ведь мы были так близко.

— Недостаточно, — возразила Хит. — Я не услышала от Хейса ничего существенного. Он сказал только, что рад смерти священника, а не то, что он его убил.

— Ну, а как же письмо? — спросил Таррелл.

Никки покачала головой:

— Любой адвокат от него камня на камне не оставит, потому что в письме Хейс нигде не говорит, что собирается пытать падре. Все фразы — чистая риторика. Угроза не выражена явно.

— Рассказывай это отцу Графу, — хмыкнул Каньеро.

— Хоть мы с вами и в меньшинстве, ребята, но мы трое понимаем, что здесь замешано гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Дело не только в отце Графе, — сказала Хит. — Не забывайте о нападении на меня и о загадке капитана Монтроза.

— Ты же не думаешь, что он имел какое-то отношение к убийству? — воскликнул Таррелл.

— Конечно нет, я в этом уверена. Но надо продолжать заниматься этим, потому что никто не знает, куда это может нас вывести.

— Очень жаль, что наш новый начальник так не считает, — заметил Каньеро.

Телефон Хит зажужжал. Она вытащила его и взглянула на экран; это было сообщение от Зака Хамнера. «Пожалуйста, зайдите в комнату для совещаний ПП1 на 10 этаже через 30 мин». Никки охватило ликование. Она ответила кратким «хорошо» и сказала, обращаясь к Тараканам:

— Держите хвост пистолетом, мальчики. Не забывайте, Айронс у нас временно.

Снег валил крупными хлопьями, и дорога в центр, на Парк-Роу, превратилась для Никки в кошмар. Она пожалела о том, что не поехала на метро: так было бы гораздо быстрее. Нужно было только спуститься на станции «Центральный вокзал» неподалеку от офиса Хейса, сесть на скоростной поезд 4-й или 5-й линии и выйти на Сентер-стрит. Пятнадцать, в худшем случае двадцать минут. Но Таррелл и Каньеро напомнили Никки о том, что люди, покушавшиеся на нее в парке, все еще на свободе, и она сдалась, позволив им усадить себя в полицейскую машину к Церберу.

Харви был молчуном, и ее это вполне устраивало; она старалась успокоиться перед важнейшим событием своей жизни, разговоры ей сейчас были совершенно не нужны. За всю поездку они обменялись лишь несколькими фразами: когда стало ясно, что Никки опаздывает, Харви предложил включить мигалку, но она отказалась. Он попытался компенсировать это агрессивными обгонами и ревом гудка. Когда Никки вышла из машины на Сентер-стрит перед зданием муниципалитета, ее слегка подташнивало от напряжения и быстрой езды.