— Спасибо, — сказал Шугаев. Взявшись за ручку обитой дерматином двери, он весь подобрался от неприятного волнения, которое всегда ощущал, входя к большому начальству. Чувство это было ненавистно Шугаеву, и он постоянно боролся с ним, но избавиться от него не мог. Однако, переступив порог кабинета, он забыл о своем волнении.
Толстая бордовая дорожка от дверей к массивному столу полностью глушила шаги. Шугаев подошел и, глядя на сидевшего за столом человека, сказал:
— Здравствуйте. Шугаев из санэпидстанции…
Гребенщиков кивнул на кресло у стола, Шугаев присел, держа на коленях папку.
— Вам, вероятно, известно, — с какой-то непроизвольно искательной полуулыбкой начал Шугаев, — что на вашем цемзаводе у троих рабочих обнаружен силикоз и еще двое на подозрении…
У Гребенщикова было крупное, иссеченное морщинами лицо с резким подбородком и большие выпуклые глаза. Внимательно-невозмутимый взгляд этих глаз почему-то мешал Шугаеву свободно говорить.
— Мы тщательно обследовали завод и установили, что концентрация пыли на рабочих местах в сотни раз превышает норму… Сквозь дыры и щели кожухов вовсю свистит пыль… ну и, естественно, отсосать ее нет никакой возможности. Да вы, наверное, и сами знаете, какая там система отсоса… Крутится на стенах с десяток осевых вентиляторов, но толку от них ни малейшего… Рабочие открывают окна и двери, да разве это поможет? Фабричные респираторы почти никто не надевает, говорят, дышать через них тяжело — и это действительно так, — пользуются марлевыми… Одним словом, положение угрожающее.
— Ну так что? — буркнул управляющий, и было неясно, то ли это пренебрежение к словам Шугаева, то ли желание уточнить, чего же от него хотят.
Ответить Шугаев не успел, потому что взгляд Гребенщикова вдруг перенесся к дверям. Шугаев оглянулся и увидел секретаршу, впорхнувшую в кабинет с выражением тайной радости в глазах. Пахнув на Шугаева волной душистого запаха, она обогнула стол и, наклонившись к уху Гребенщикова, что-то шепнула, отчего управляющий издал невнятный горловой звук и в улыбке шевельнул губами. Его подобревшие глаза, проводив секретаршу, задержались на двойных дверях. Оттуда вслед за долговязой девушкой в очках, очевидно вожатой, проскальзывали в кабинет пионеры в бело-синих наутюженных костюмчиках. Алея галстуками, пионеры выстроились вдоль стены, косясь из-под ресниц на управляющего. Гребенщиков, как будто даже свойски, усмехнулся Шугаеву с видом, говорившим: «Такое уж тут дело, брат. Придется подождать…»
Вожатая, вся бледная от волнения, шагнула к столу и, держа перед собой солидную красную папку, проскандировала:
— Дорогой Павел Павлович! От имени подшефной школы и пионерской организации разрешите поздравить вас с пятидесятилетием вашего рождения! Примите, Павел Павлович, наш пионерский…
Вскинулись прямые, тонкие кисти над головами детей, и разноголосо прозвенело:
— Салют!
Шугаев с недоумением и чувством неловкости смотрел на управляющего. Лицо Гребенщикова смущенно дрогнуло. Он грузно поднялся, пожал просиявшей вожатой руку и, приняв папку-адрес, отложил ее на угол стола. Потом повернулся с добродушной улыбкой к пионерам, кивнул им и тяжело опустился в кресло.
Цепочка пионеров, замыкаемая вожатой, облегченным шагом потрусила к дверям.
Шугаев медлил: продолжать разговор в прежнем, доверительном, тоне стало отчего-то неловко.
— Так что вы от меня хотите? — спросил Гребенщиков теперь уже с благодушной ворчливостью.
— Я, конечно, понимаю всю сложность обстоятельств, — проговорил Шугаев, чувствуя, что во рту у него пересохло от волнения. — Но долг обязывает меня… нас потребовать остановки завода.
— Остановим, остановим, — проворчал Гребенщиков, пошевелившись в кресле. — Всему свое время. Вот построим химический комбинат и возьмемся за реконструкцию завода…
— Вы не совсем меня поняли, — мягко возразил Шугаев. — Завод необходимо закрыть немедленно…
Лицо Гребенщикова вдруг начало багроветь.
— Ты что, дорогой товарищ?.. Ты вот сядь сюда, — он пристукнул крутым кулаком по столешнице, — и тогда валяй закрывай!.. Какие вы все мастера пальцем тыкать!.. Цемента на стройке в обрез. На голодном пайке перебиваемся. К весне — дух вон! — сдать должны вторую очередь: правительство следит за сроками! А ты — цементный закрывать!..
Он замолчал, гневно сопя и упираясь взглядом в растерянно моргавшего Шугаева.
— Но разве нельзя, — неуверенно заговорил Шугаев, — сославшись на необходимость остановки завода, попросить цемент с другого предприятия?..
— С какого другого?! Кто даст цемент без фондов? Фонды спускают под план. Нет лишнего цемента в министерство. Я три года пробиваю дополнительные фонды, а мне показывают кукиш!
— Я понимаю вас, — сказал Шугаев, — но и вы поймите меня: мы не можем рисковать здоровьем рабочих. Люди ведь буквально задыхаются в пыли…
— Слушайте! Что значит «задыхаются»? Что у них, респираторов не хватает? Экая невидаль — пыль! Я сам начинал с рабочего. Я Магнитку строил. Разве нам так доставалось? Не то что пыль — голод! холод! Работа чуть ли не сутками напролет! Да какая работа! И ничего — выдюжили вот…