Неотвратимость

— Куда, куда… В общежитие ехали! Один раз говорил, другой раз говорил, сколько раз можно одно и то же!

— Ехали с вокзала в общежитие, очень торопились на вечернюю поверку, так?

Габдрахманов подумал хорошенько и сказал:

— Так.

— Успели на поверку?

— Не помню.

— Я напомню: на вечерней поверке вас не было.

— Значит, не успели.

Загаев развернул на столе план города Седлецка.

— Посмотрите, Габдрахманов. Видите этот квадрат? Здесь вокзал. А вот здесь общежитие. А магазин, где вас видел сторож, вот он, совсем в стороне. Если так спешили на поверку, то и ехать бы вам прямо по улице в общежитие. Как оказались в десяти кварталах от нужного вам направления?

Габдрахманов заерзал, занервничал. По сравнению с Саманюком, у этого маловато выдержки…

— Не помню… Пьяный был…

— На вокзале проспались, смогли машину вести. Значит, не так уж пьяны были.

— Хотели у сторожа еще водки взять, наверно…

— Нет, вы проехали мимо.

— Тогда не знаю. Забыл… Два года прошло…

— Что же мне писать в протоколе? Что на этот вопрос вы не смогли ответить?

— Ну, забыл! Пишите, что вам надо!

— Правду надо. Что можете добавить к сказанному вами сегодня? Прочтите протокол. Подпишите.

Осужденный подписал, отшвырнул ручку, вытер лицо кепкой.

— Можно идти?

— Да, на сегодня все. Но задержитесь еще минутку. Посмотрите на план города. — Палец следователя неторопливо проскользил от края листа по линии, изображающей улицу. — Обратите внимание: магазин, у которого вас видели, стоит на той улице, в которую входит дорога из поселка Малиниха. А в Малинихе той ночью взломан сейф, украдено двенадцать тысяч…

Нервы у Габдрахманова сдали.

— Не знаю никакой сейф! И Малиниха не знаю!

— А ведь в той краже ваш почерк, Габдрахманов.

— Какой почерк?! Я там не расписывался!

Два глаза-буравчика сверлят следователя.

— Вы отбываете наказание за кражу из кладовой фабрики. Вы проникли в кладовую ночью, предварительно выдавив стекло в окне. Чтобы не звенело, вы оклеили стекло лейкопластырем. Украденные отрезы увезли на похищенной вами машине. Так? В Малинихе, в кассе завода, стекло выдавлено тоже с применением лейкопластыря, уехали воры тоже на машине…

— Не брал я ту кассу! Не докажете! Габдрахманов, Габдрахманов, везде один Габдрахманов! Других ищите!

— Других уже нашли.

Он перестал кричать. Глянул яростно.

— Вот других и спросите, если нашли! А я ничего не знаю.

— Тогда можете идти.

Он рванулся к выходу. И опять Загаев окликнул его на пороге:

— А знаете, сколько истратил за два года Чирьев?

Нет, не по силам Габдрахманову уйти, не узнав, сколько же истратил Чирьев…

— Три с половиной тысячи он пропил.

— Не знаю никакого Чирьева!

Хлопнула дверь.

Назавтра приехал Загаев в колонию также во второй половине дня. В коридоре штаба повстречался ему лейтенант, начальник того отряда, в котором отбывал наказание Габдрахманов. Лейтенант пожал следователю руку с большим уважением.

— Слушайте, а вы раньше в колонии не работали? Нет? Здорово перевоспитывать можете! Габдрахманова прямо не узнать, до чего прилежный стал! Трудится дай боже! Вежливый, курит где положено. Как это вы, а? Какой индивидуальный подход нашли?

— Да никакого подхода. Сидим, вспоминаем былые дни. Только вот вспоминать ему не хочется. Пожалуйста, пришлите его сюда.

— Есть прислать! Этак до конца срока он в самом деле перевоспитается.

— Возможно. Неизвестно ведь, когда наступит конец его срока…

Габдрахманова привел завхоз отряда. Доложил:

— Не хотел к вам идти, гражданин начальник.

— Зачем так сказал! — перебил Габдрахманов. — У нас политзанятия…

— Политзанятия через час. Всегда ты с них смывался, а тут вдруг полюбил…

Загаев отпустил завхоза.

— Садитесь, Габдрахманов. Недолго вас задержу, успеете и на занятия. Скажите, вы знали, куда уехал Чирьев из Малинихи?

— Какой такой Чирьев?

— Зиновий Чирьев, он отбывал срок здесь, в этой колонии. Освобожден незадолго до вашей отправки на стройку.

— Мало ли тут кто отбывал, всех я помнить должен?

— Габдрахманов, вы предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний. И все-таки даете ложные показания.

— Какие ложные, гражданин следователь? Я правильно говорю.

— Вы знали Чирьева, бывали у него в поселке Малиниха. Например, 12 сентября… Вспомнили? Водку еще вместе пили.

— Не был, не пил… — вяло упорствовал Габдрахманов.

Загаев постучал пальцем в лист дела:

— Вот справка из медвытрезвителя поселка Малиниха. Зарегистрировано, что в субботу, 12 сентября, в семь часов вечера вы и Чирьев были задержаны в состоянии сильного опьянения. Кстати, Саманюк с вами тогда тоже пил? Как же он не попал в вытрезвитель?

— Мало ли с кем я пил…

Загаев покачал головой.

— Эх, Габдрахманов, вам бы рассказать все честно. Понимаете, дело-то как обернулось — Чирьев скрылся с крадеными деньгами, из Малинихи уехал на Украину, женился там, фамилию сменил, чтобы сообщники его не нашли, деньги не отняли. И тихонько пропивал украденные тысячи.

Слаб, неуравновешен осужденный Габдрахманов — зависть зажгла его зрачки зеленым огнем, скрипнули желтые зубы.