Неопубликованное предисловие к "Запискам уцелевшего"

Дедушка Александр Михайлович окончил Московский Университет; он был убежденным консерватором, например, отрицательно относился к реформам Александра II. Он считался хорошим хозяином, ездил время от времени по имениям, контролировал деятельность управляющих, заводил различные сельскохозяйственные новшества, применял усовершенствованную обработку земли, построил в Бучалках крахмальный завод. Тогда многие помещики беспощадно сводили леса. А он, следом за своим отцом, а возможно и за своим дедом князем Федором Николаевичем, считал, что леса надо беречь и при правильном пользовании они приносят немалый доход. Самому ему денег вряд ли требовалось много, хотя в особняке, который он снимал на Чудовке против церкви Николы в Хамовниках, было двенадцать комнат. Крупные суммы он жертвовал монастырям. Но у его брата, а моего деда Владимира Михайловича было восемь человек детей, и хотя жалование он получал порядочное, но для поддержки семьи и воспитания детей считалось, что средств нужно много, и Александр Михайлович продолжал изыскивать источники дополнительных доходов, которые шли в пользу семьи брата, мало интересовавшегося денежными делами.

Александр Михайлович был консерватором даже в мелочах. В своих воспоминаниях моя бабушка пишет, как она несколько раз пыталась переставлять мебель в Петровском в отсутствие своего деверя. Так тот, замечая подобные перемены, ничего ей не говорил, но приказывал лакею все расставлять на старые места.

Этот лакей, по имени Алексей, наверное, был единственным, к кому Александр Михайлович был искренне привязан. Когда Алексей заболел туберкулезом, к нему приглашались лучшие московские врачи, позднее его отправили в Крым, где он и умер. Для старого холостяка его смерть была большим горем, до самой революции он заботился о его вдове и сыне, завещал им солидный капитал.

Тяжелый вопрос был: кому должны достаться Голицынские имения? Дедушка Александр Михайлович был убежден, что дробить их нельзя, они должны оставаться в одних руках. А племянников у него было четверо. Ну и что! Пусть одна Голицынская семья будет благоденствовать и поддерживать славу рода, а другие, как сумеют, устроятся. Кого же выбрать наследником?

Сперва Александр Михайлович все имения завещал, как положено традицией, старшему племяннику Михаилу — моему отцу, но тот стал либералом, и дядя в одном тяжелом разговоре достаточно прозрачно ему намекнул: «Смотри, если не угомонишься, переменю завещание».

Следующим племянником был Николай (дядя Никс). Но когда он собрался жениться, то родители его невесты потребовали, чтобы жениху был выделен кусок земли. Он получил свадебный подарок — маленькое имение Шипово Ефремовского уезда Тульской губернии и, следовательно, как наследник отпадал.

Третьим племянником был Александр (дядя Саша). Он тоже был слегка либералом, жил в Петровском и развил там бурную деятельность. По образованию врач, он служил хирургом в Звенигородской больнице, построил там корпус, организовал на средства Голицыных амбулаторию в Петровском, где принимал больных. Рассказы о том, как он внимательно относился к больным, как ездил к ним на дом даже по ночам, обычно верхом, дожили в Петровском и его окрестностях до сегодняшнего дня и переросли в легенды, немало удивляющие нынешних приезжих и особенно молодое поколение. Вряд ли его врачебная деятельность нравилась суровому холостяку — дяде, но они жили вместе в Петровском и естественно сблизились между собой.

Четвертым племянником был Владимир (дядя Вовик). Из всех братьев он был, вероятно, самым, как тогда выражались, «красным». Служа в Ливнах Орловской губернии, он совершил с точки зрения дедушки Александра Михайловича, ужасающий поступок — женился на бедной крестьянской девушке. Старик этот брак не признал и не пожелал даже видеть очаровательную, милейшую тетю Таню, которую все остальные Голицыны искренне полюбили.

В 1919 г. Александр Михайлович умирал в Москве, всеми покинутый, в одиночестве, умирал от голода, от старости; ему было 82 года. Его любимое Петровское еще за два года до того форменным образом опустошил любимый племянник Александр. Осенью 1917 г. крестьяне, надеясь получить долгожданную землю, жгли помещичьи имения. Опасаясь поджога, Александр вывез на многих подводах большую часть мебели и портретов в Москву. Куда делись Шуваловская библиотека и Голицынский архив — не знаю; между прочим, у некоторых книголюбов и сейчас берегутся ценные тома с экслибрисами Петровского. О судьбе портретов я еще буду рассказывать, а мебель была свалена в сарае Покровского дома, который сгорел в 1920 г.

Тяжело, наверное, было умирать одинокому старику. А умирал он на руках нелюбимого, отвергнутого им племянника Владимира. Он был единственный родственник, который, согласно предсмертной воле покойного, повез его на простой телеге хоронить в Петровское. Большая толпа крестьян собралась на похороны. В 1923 г. я видел к югу от церкви его могилу — простой деревянный крест с полустертой надписью...