Неопубликованное предисловие к "Запискам уцелевшего"

Пятый, младший сын князя Федора Николаевича, Михаил (1800-1873) был моим предком. В молодости он служил в Лейб-гвардии Конном полку, хорошо знал декабриста Одоевского и «за недоносительство» шесть месяцев просидел в Петропавловской крепости, после чего с тем же чином был переведен на Кавказ. Этот его проступок столь тщательно скрывался в семье, что мой дед, к своему большому изумлению, узнал о нем лишь в глубокой старости, когда прочел опубликованный в 1923 году список декабристов, хранившийся в письменном столе царя Николая I . И только тогда он понял, почему его отец дослужился только до поручика [В действительности, М.Ф.Голицын просидел шесть месяцев на гауптвахте при полку, пока велось следствие по подозрению о его участии в заговоре. Был признан невиновным и освобожден с «высочайшей» резолюцией: «Освободить без всякого дальнейшего взыскания». Впоследствии имел несколько орденов и дослужился до чина полковника. По выходе в отставку был назначен шталмейстером Двора Ее Императорского Величества.].

Вернувшись в Петербург, прадед определился в тот же Лейб-гвардии Конный полк и женился на немке, графине Луизе Трофимовне Барановой (1810-1887), вернее, фон Баренхоф. Ее мать Юлия Федоровна, рожденная графиня Адлерберг, была фрейлиной, а позднее статс-дамой супруги Николая I, который, согласно семейному преданию, случалось по ночам «ошибался дверью» и оставлял императрицу в одиночестве. Ее дядя Владимир Федорович граф Адлерберг был министром Императорского двора при Николае I и Александре II, как после него и его сын Александр.

Луиза Трофимовна по смерти мужа перешла в православие. Еще в 20-х годах я помню ее крестильные ажурные шелковые чулочки с дырочками на пятках для миропомазания, обшитыми в виде двух солнц. Куда делась эта музейная редкость — не знаю.

Ко времени свадьбы моего прадеда и прабабки относятся их портреты, ныне существующие в четырех парных копиях по числу Голицынских имений. Одна пара сейчас находится в семье моей сестры М.М.Веселовской, другая пара — в музее «Архангельское», я же ее и опознал, к большому удовольствию сотрудников музея, третья пара разобщена, портрет прадеда попал в Московский Исторический музей и числится там, как «Портрет неизвестного в мундире Лейб-гвардии Конного полка», а портрет его жены оказался в Тульском музее и долго висел там, как «Портрет неизвестной». После нескольких письменных заявлений моих и моих сестер истина была восстановлена. Куда делась четвертая пара — неизвестно.

Князь Михаил Федорович, выйдя в отставку, стал жить в Москве в своем родовом доме и в Петровском. Долгие годы он был Звенигородским предводителем дворянства, дослужился до чина тайного советника. В 1859 — 1873 гг. Михаил Федорович был Главным директором Голицынской больницы и много способствовал ее развитию и процветанию. Б.Н.Чичерин в своих воспоминаниях называет его «человеком недалеким», но зато всячески превозносит его жену — княгиню Луизу Трофимовну, рассказывает, что у нее бывала «вся Москва» и что она является самой важной дамой Москвы. Цари Александр II и Александр III , бывая в Москве, сперва делали визит генерал-губернатору, а затем ей.

У князя Михаила Федоровича было четыре сына и ни одной дочери. Старший Иван (1835-1897) бросил жену, был бездетным, служил гофмейстером у царицы Марии Федоровны и жил всегда в Петербурге. Второй — Александр (1838-1919) был холостяк, жил в Москве и в Петровском; он управлял всеми Голицынскими имениями. Третий — Михаил (1840 — 1916) в молодости служил в Лейб-гвардии Конном полку и, судя по фотографиям, представляется эдаким бонвиваном, весельчаком, общительным и симпатичным. Тайно от родителей он был женат на балерине и имел от нее дочь Надежду, о которой мой отец всегда высоко отзывался. Четвертый, младший брат, был мой дед князь Владимир Михайлович.

Иван, и в особенности Михаил, в молодости жутко играли в карты. Переписывая векселя, они задолжали ростовщикам огромные суммы.

При мне мой брат Владимир спросил деда:

— Дело прошлое. Скажи, сколько долгов было у твоих братьев? Миллион?

— Нет, побольше, — отвечал тот.

— Два миллиона?

— Нет, поменьше. — Однако дед отказался назвать сумму.