Неоновый мираж

Однако свободных такси не оказалось, и, чтобы не ждать, я прошел до клиники Мэндела, где увидел дешевое маршрутное такси – семиместный «крайслер», в который в этот момент садились несколько чернокожих. Я подошел и спросил водителя, тощего негра, лет двадцати пяти, в коричневой армейской униформе, с которой были содраны все знаки различия, может ли он довезти меня до Сермак Роуд.

– Если есть монеты, проблем нет, – ответил он.

Это означало, что хотя я и был белым, но при наличии денег мог рассчитывать на место в машине. Я бросил ему десятицентовую монету, и он схватил ее на лету. Затем я забрался внутрь драндулета. Рядом со мной на сиденье оказался чернокожий здоровяк, видимо, это был загонщик скота из скотобоен. На сиденьях напротив нас расположилась смазливая молодая негритянка и ее дородная плечистая мать. В руках у матери была дамская сумочка, размерами больше похожая на баул. Девушка, чьи волосы были выпрямлены с помощью химии, нервно улыбнулась мне, а мама, чьи волосы были спрятаны под желто-голубой косынкой, пристально и чуть презрительно посмотрела на меня; в этом взгляде было ледяное спокойствие. Я устремил свой взгляд между ними, на спину пассажира, который сидел рядом с водителем.

Я не часто бывал в районе Бронзевилль, но, когда оказывался там, всегда брал маршрутное такси и то же самое советовал делать людям из моего агентства. Маршрутки носились с большой скоростью, но все равно это было безопаснее, чем околачиваться на тротуаре. И если тебе, к примеру, нужно было ехать по прямой, не сворачивая в боковые улицы, то маршрутное такси могло доставить тебя в самый отдаленный район за те же самые десять центов.

Доехав до Сермак Роуд, я рискнул подмигнуть симпатичной негритянке, и она улыбнулась мне в ответ. Думаю, если бы ее мать заметила это, дома девчонке пришлось бы выслушать целую лекцию о том, как следует чернокожей девушке относиться к белому мужчине.

Затем поездом надземки я добрался до окружной железной дороги, добавив еще двенадцать центов к своим транспортным расходам. Выйдя на Ван Верен и Плимут, я оказался почти у порога своего офиса. В этот момент мне больше всего хотелось отправиться в свой номер в «Мориссон» и зарыться в кровать. Я был обессилен. В меня стреляли, я побывал за рулем простреленного «Линкольна» и вносил в кабинет экстренной помощи его раненого владельца; мне пришлось разъяснить главному врачу в Майкл Риз, что такое меры безопасности, я даже совершил поездку на маршрутном такси. Однако этот день, эта ночь еще не закончились для меня.

Мне нужно было подняться в офис, чтобы перезарядить мой автоматический пистолет и захватить резиновую дубинку. У нас в одной из комнат стоял ящик с подобными полезными в работе безделушками – наручниками, кастетами и тому подобной мелочью. В каждом офисе, я думаю, есть свой набор «подручных средств».

Я подошел к двери офиса, расположенной между входом в ломбард и парадным подъездом отеля для мужчин, открыл ее, стал подниматься по лестнице, наверное в тысячный раз думая о том, что нашему детективному агентству давно следовало бы перебраться в другие, более солидные апартаменты. Правда, мы занимали лучшую часть четвертого этажа, но все-таки было не совсем удобно заставлять клиентов подниматься к нам по лестнице. Наша улица не считалась фешенебельной, за исключением, наверное, клуба «Биньон и Стандард», расположившегося прямо за углом. И тем не менее мой бизнес процветал. Хотя некоторые «неудобства» в моей работе были неизбежны.

Он ждал меня, сидя на ступенях лестницы, парень с крючковатым носом и бледным лицом. Его черные, лоснящиеся волосы были зачесаны назад, в зубах застыла сигарета, рядом у его ног валялось с десяток окурков. В руках он теребил разодранный спичечный коробок, пытаясь что-то смастерить из него. На нем был бело-зеленый клетчатый спортивный пиджак и широкие коричневые брюки. Его одежду дополняли светло-зеленая рубашка и желто-зелено-оранжевый галстук. Носки его были ярко-зеленого цвета с каким-то совершенно несуразным рисунком. Он был обут в коричневые кожаные туфли. У него был вид профессионального игрока в гольф из какого-нибудь провинциального клуба, где собираются уголовники.

Я не видел этого парня, которого Гузик в телефонном разговоре со мной назвал «Греком», с того вечера, когда он неожиданно возник на улице передо мной и Пегги. Сейчас его глаза сверкнули, когда он увидел меня.

– Не обязательно меня приветствовать, – сказал я, думая о своем незаряженном и потому бесполезном пистолете.

Он медленно поднялся – подобно тому, как встает из руин дом в замедленных кадрах кинохроники, прокрученных в обратную сторону. Он вновь сверкнул глазами.

– Мистер Гузик хочет видеть тебя.

Это заявление не подлежало обсуждению.

– Хорошо, – сказал я.

– Прямо сейчас, – сказал он.

– Прекрасно. Где?

– В ресторане.

– О'кей, – ответил я.