Неон, она и не он

– Так вот, по поводу ваших вопросов. Первый вопрос вам лучше задать моему бывшему мужу, но от себя скажу: да, он мне изменял, хотя и уверял, что любит меня. Но как, скажите, можно любить и изменять одновременно! Нонсенс! Зато я его не любила – это точно! Возможно, он это чувствовал, потому и изменял. На ваш вопрос, почему я не замужем, я вам отвечу так: я тоже, как и вы очень любила одного человека, но он погиб несколько лет назад за месяц до нашей свадьбы. С тех пор для меня существует только работа.

Все это она сказала спокойно и отчетливо, глядя ему прямо в глаза и отмечая, как они наполняются влажным сочувствием. Он долго не мог ничего сказать, но, наконец, произнес:

– Это ужасно, Наташенька, это ужасно! Бедная вы моя! Как бы я хотел вам хоть чем-нибудь помочь!

Она вдруг тряхнула головой:

– Знаете, Дима, мы с вами так просто говорим о любви и прочих серьезных вещах, как будто сто лет знакомы, а ведь на самом деле я ничего о вас не знаю! Расскажите мне о себе то, что сами захотите!

И он принялся излагать благостную версию того, кто он и что он, откуда взялся, где был, что видел, чем занят, когда ничем не занят и что думает, когда не хочется думать, что любит и чего сторонится. О том, как недавно оказался на Петроградской стороне, где жил в детстве. Как прошел мимо своей школы на углу Большой Пушкарской и Олега Кошевого и направился в сторону их бывшего дома мимо полуразрушенной бани, где когда-то вместе с отцом зачищал микрофлору, и где теперь голые тени прежних дней призрачными тазами прикрываются от дождей. Как потом пришел во двор и обнаружил, что многое здесь изменилось и что теперь весь двор, где раньше было чисто и пусто, заставлен машинами. И он бродил между машин, поглядывая на окна их бывшей квартиры на четвертом этаже, а из-под ног с треском взлетали голуби. И как вдруг из-за облака вышло солнце, кому-то улыбнулось широко и щербато, на кого-то взглянуло косо, а на кого-то совсем не взглянуло. Она слушала, отразив лицом его грусть и ей было удивительно хорошо. Внезапно она очнулась и, погасив улыбку, сказала:

– Вы, Дима, очень интересно рассказываете, но мне уже пора…

Вдыхая сырой прохладный воздух и наступая на апельсиновую кожу тротуара, они степенно добрались до ее машины. Там она сказала:

– Спасибо за приятный вечер! Поеду заниматься делами…

– Это вам спасибо, Наташенька! Когда мы снова увидимся?

– Я вам позвоню…

Она подала ему руку в перчатке, и он теперь уже в темноте приложился губами к тонкой коже, ощутив на миг тот же запах – гладкий, черный, сладкий, а после стоял и смотрел, как она осторожно выезжала со двора, а затем быстро исчезла, увозя на черной спине пылающий призыв соблюдать дистанцию…

Дома к ней вышла кошка Катька, присела, окутав себя хвостом, и стала смотреть, как она снимает пальто и сапожки.

– А я себе, Катюша, мужика нового завела… – приветствовала ее, как два с половиной года назад Наташа.

Катька встала, задрала хвост и, подойдя к ней, прошлась гладким боком по ее ноге.

34

Сегодня пятый день его новой жизни. Снова утро. Как его пережить, чтобы дождаться дня, и как пережить день, чтобы дождаться вечера? Какое тревожно-радостное, ни на что не похожее и, по сути, гибельное чувство владеет им! Ничего подобного за последние пятнадцать лет! Зачем оно? Зачем это ощущение восторга и слез в уголках глаз? Как все было просто с его прежними подружками и как серьезно сейчас! Это похоже на то, как если бы он карабкался по отвесной скале, зная, что выход только один – карабкаться вверх, до вершины. Иначе он сорвется и разобьется. «Не смотри вниз!» – кричат ему снизу люди. «Смотри вверх!» – шелестят крыльями ангелы. Такое вот странное крылатое чувство…

Она позвонила в половине шестого, когда он слонялся по квартире, пытаясь найти место, где радиация нетерпения была бы наименьшей. Позвонила и назначила встречу на том же месте. «И давайте обойдемся сегодня без цветов!» завершила она разговор.

– Вот что я хочу вам предложить, – сказала она после обычной церемонии губоприкладства. – Неделе конец, и я хочу, наконец, как следует поесть, а потому приглашаю вас в один уютный ресторанчик у меня на Васильевском! Что скажете?

– Согласен! – ответил он. – Но при одном условии – платить буду я.

– А иначе не поедете?

– Поеду, но есть не буду!

– Вы к тому же еще и вредный! – улыбнулась она. – Тогда вот еще что: обратно добираться вам придется самому. Не страшно?

– Страшно, но ничего не поделаешь! – поддержал он игру.

Поехали, и разговор их естественным образом обратился к автомобилям. Удивляясь той ловкости, с которой она управлялась со своим мустангом, он похвалил ее, деликатно указав на некоторую дерзость в манере вождения.

– Я всегда так езжу! – своенравно откликнулась она.

– Вы знаете, я заметил, что все женщины за рулем делятся на тех, которые в точности соблюдают правила и раздражают этим мужчин (их подавляющее число) и тех, которые водят, как вы и тоже раздражают мужчин!