Неон, она и не он

Через три дня поехали за платьем. В свадебном салоне Наташа недолго примеривалась и почти сразу вышла к нему в длинном, серебристо-голубовато-лиловом атласном одеянии. Одного взгляда ему было достаточно, чтобы согласиться с ее вкусом. Платье тонким образом соединяло в себе целомудрие и соблазн. Исполненное не без тайного влияния эллинов, оно ровными гладкими складками струилось от пояса в пол, волнистым занавесом укрывая сцену, на которой им в первую брачную ночь надлежит разыграть мистерию, посвященную Гименею. Бюст живописно, туго и современно морщинился, и голубая брошь розочкой уселась на то место, где под испещренными мелкими складками бюстгальтером сходились теснящиеся полушария груди. Лямочки, вырастая от подмышек, истончались на матовых гладких голых плечах, которые в союзе с такими же гладкими тонкими руками и овалом груди приглашали возбужденных мужчин вообразить все остальное. Ожившая скульптура богини, да и только! Она прошлась, добавив к перечисленному отливающиеся благородным блеском слепки ее бедер.

«Боже мой, настоящее сокровище! Она сама не знает себе цены! И что же – я награжден ею или наказан? Если награжден, то за что? А если наказан, то за что?» – думал он, улыбаясь восхищенно и растерянно.

Он сразу же заметил, чего не хватает в наряде: следовало купить браслет, серьги и колье сверкающей бриллиантовой породы и заменить эту безвкусную голубую брошь.

Вечером она снова надела платье и разглядывала себя, то распуская волосы, то забирая вверх, меняя сережки и прикладывая колье. Он добился разрешения сфотографировать ее на свой мобильный телефон, и она в нетерпеливом полуобороте прислонилась к стене, заведя согнутую руку за спину и расслабив другую. Одно ее колено разгладило голубоватую складку, и скрученные волосы закрыли дальнее плечо. «Я сейчас не готова, я всего лишь заготовка!» – говорило ее недовольное принуждением лицо.

Фотографией этой он украсил свой телефон и компьютер.

Через два дня они купили кольца и тем самым миновали веху особого значения на том осыпанном сахарной пудрой пути, что венчался хрустальным храмом их брачных уз. По его настоянию кольца были выбраны самые дорогие – гладкие, золотые, трехцветные.

В течение следующей недели он приобрел серьги, браслет и колье, в которых бриллиантов было больше, чем белого золота. Кроме этого была куплена выпуклая брошь, сияющая, с какой стороны ни взгляни, алмазами и голубыми топазами. Он с легким сердцем заплатил за украшения сто пятьдесят тысяч долларов и собирался украсить ими невесту в день свадьбы.

Надо сказать, март вышел на редкость приподнятым и взволнованным. Каждый день приближал заветную дату и усиливал нетерпение, отчего невеста становилась все ближе и ласковее, так что, казалось, вот-вот грянет ее признание, и сбудутся его легкие и сладкие, как воздушная кукуруза мечты!

Призрак дежавю не витал над ней: она воспринимала предсвадебные хлопоты, как первородные, а вовсе не как повторные. Все обновки примерялись, и эти примерки отдавались в ней приятным замирающим волнением. Уже было куплено и ждало своего часа все то, что слетит с нее, когда они останутся вдвоем. И пусть в этом не будет тайны, но будет скрытое значение: брачная ночь станет ее последней стерильной ночью – на следующий день она перестанет принимать таблетки и будет возрождаться для новой, третьей жизни. Уже были куплены трехнедельные путевки в Эйлат, и по ее расчетам выходило, что зачатие произойдет именно там. И в том, что это случится в пределах Святой земли, она видела особый знак судьбы.

За неделю до его дня рождения она придумала, как избавить его от остатков страха. Возможно, методы ее напоминали аврал на строительстве важного объекта, который непременно нужно сдать в срок, но других в ее распоряжении пока не было. Вернувшись вечером с работы и стараясь выглядеть как можно естественней, она чуть ли не с порога оживленно объявила:

– Ты представляешь, я сегодня встретила похожего на Володю человека и даже не встрепенулась – ну, вот нисколечко! Ты представляешь?

Он внимательно посмотрел на нее, и она поспешила его обнять, чтобы спрятать лицо за его плечом. Он не стал ее спрашивать, как и где это случилось, и прочие подробности, а просто сказал:

– Вот и хорошо, вот и прекрасно! – и гладил ее по спине.

Конечно, чтобы по-настоящему вылечить его, ей следовало признаться ему в любви, и она признается, обязательно признается! Пусть даже не вполне искренне и авансом, но она скажет, что любит его. Скажет в их счастливую брачную ночь, в томной изможденной тишине, после того, как истерзает себя исступленными стонами их первого супружеского акта. И если покривит душой, то совсем чуть-чуть, потому что знает – она на верном пути!

С виноватым недоумением взирала она из марта на свое сентябрьское помрачение, не зная еще, что любое событие, являясь плодом предыдущих деяний, само порождает новые события, и таким образом не кончается никогда, заставляя нас влачить за собой бесконечные причинно-следственные цепи…

46