Лоренс тоже, похоже, волнуется, со странным удовлетворением отметила она и опять заерзала. Его рука обвила ее еще крепче, удвоив предчувствие его намерений.
– Уже скоро, – мягко пообещал Лоренс. Одной рукой придерживая ее, другую он просунул ей под руку и взял поводья, а лицом прислонился к ее волосам.
По ее щеке струилось теплое дыхание. Она отдалась своим волнующим ощущениям и уже не думала о будущем.
Они ехали по незнакомым Эшли местам. Природа была восхитительная, но дурное предчувствие не давало ей покоя. Она снова заерзала, отчего Лоренс прижал ее еще крепче.
– Куда мы едем?
– Сейчас увидишь. – Одной рукой он скользнул к ее груди.
Она шумно втянула воздух сквозь зубы, облизала губы и откинула голову ему на плечо. Он стал расстегивать ее кофточку, и ей пришлось удерживать себя лишь от того, чтобы не помогать ему. Ей хотелось убрать все преграды между их телами. Легкий ветерок коснулся ее обнаженной кожи. Лоренс взял в ладони ее груди и смотрел на то, как их мягкие кончики быстро превращаются в горделивые манящие пики.
Жеребец пошел медленно и плавно. Почувствовав, как бедра Лоренса напряглись, она догадалась, что он направляет коня только ногами. В зеленом безветрии было трудно дышать. Крепкое тело Лоренса, легкое соприкосновение теплого воздуха с оголенной грудью, к тому же усыпляющее покачивание на огромном коне – всего этого было достаточно, чтобы ее разум захмелел. Она глубоко вдыхала острый аромат сочных и прохладных деревьев и прислушивалась к дикой музыке, неистовствующей в горячей крови.
Накрыв большой рукой ее чуть выпуклый живот, Лоренс притянул ее к себе вплотную. Она остро ощутила легкое волнение его твердых мышц, а когда жеребец остановился у травянистого берега ручья, она с тревожным чувством ждала неизбежного. Лоренс слез первым и протянул ей руки. Она с готовностью прильнула к нему, каждым нервом чувствуя мужественную близость Лоренса.
– Лоренс, – глухо прошептала она.
Он приложил палец к ее губам, покачал головой и увлек ее на постель из мягких трав, приподняв свисающую до самой земли ивовую ветку, открывшую вид на резвый ручеек. Не говоря ни слова, он опустился возле нее. Эшли глядела ему в глаза, и все представлялось ей как в замедленной съемке, точно балет на воде. Одним движением он спустил рубашку с ее плеч и принялся расстегивать джинсы. Эшли закрыла глаза и нервно сглотнула. Лоренс снял с нее последнюю одежду. Прохладная и влажная земля невыносимо волновала, возбуждала ее разгоряченное тело.
– На любезность отвечают тем же, – хрипловато заметил он.
– Ты хочешь сказать… – Она широко открыла глаза.
Улыбка Лоренса звала к наслаждению.
– Я хочу сказать, что один из нас одет несоответственно ситуации. – Он взял ее руки в свои, поцеловал каждый ноготок и приложил к своей рубашке.
Дальше все пошло на удивление легко: она с жаром принялась расстегивать пуговицы, спустила с его плеч мягкую ткань, склонилась к его гладкому мускулистому торсу и нежно припала губами к плоскому мужскому соску.
– О небо, – простонал Лоренс, и она ощутила, как трепет пробежал по его телу.
Эшли сдернула с него рукава рубашки, от нетерпения движения ее были порывисты и резки. Она прижала его к мшистой постели.
– С чего начать – с ботинок или с брюк? – спросила она неровным шепотом. Удивительно, столько раз она писала обнаженную мужскую натуру, а раздевать, оказывается, совсем другое дело.
– Сначала ботинки, – тяжело выдохнул он. – Впрочем, если не поторопишься, джинсы порвутся сами. – Он сбросил ботинки один за другим, снова лег и выжидательно посмотрел на нее.
За те секунды, что он снимал ботинки, ее вдруг покинула смелость. Она села рядом с ним, скромно сжав колени, и запустила руки в темное пламя волос.
– А дальше надо?
– А ты не хочешь?
Она закрыла глаза: никогда не хотелось ей ничего больше, чем любви Лоренса О'Мэлли в этот миг. И ясно, что его желание столь же сильно. С лукавой улыбкой она потянулась к его пряжке и сказала:
– За женщину никто не сделает ее работы.
И снова ее поразила его ослепительная красота. Стягивая с его длинных мускулистых ног джинсы, она упоенно любовалась им. Положив ладонь ему на колено, провела другой рукой вверх к выделяющимся волосам на внутренней стороне бедра. Он томительно вздохнул, тотчас потянулся за ее руками и опрокинул на себя.
– С художниками вся беда в том, – проворчал он, – что они считают главным делом созерцание.
– Очень важно изучить изображаемый объект, – лукаво напомнила она.
– У меня вечная тяга к знанию. Я просто жажду познавать. – Его взгляд жарким светом облил ее тело, потом он медленно, наслаждаясь каждым мгновением, переменил положение, опустил Эшли на траву и перекинулся через нее. – Я, кажется, уже близок к познанию своего… объекта… в библейском смысле, – проговорил он.