– Боже, ваша шляпа… – Она взглянула наверх. Да, шляпа лежала там, куда она зашвырнула ее, беседуя с Денни. – Чтоб мне провалиться! А все потому, что вы не дали мне слезть самой!
– Ну ничего, за наказанием дело не станет… если, конечно, вы ее сейчас же не вернете.
И тут Эшли с внезапной остротой ощутила жар его рук на спине, прикрытой лишь тонкой рубашкой. Высвобождаясь из его объятий, она лихорадочно соображала, что бы такое сказать. Но тут до нее дошло, что она попала в ловушку между скалой и его руками, и всякая мысль о сопротивлении исчезла. Она затравленно смотрела, как его прищуренные от солнца глаза в лучиках крохотных морщинок приближаются, становятся все больше и темнее.
Позднее она бы объяснила свое безволие физической усталостью, но сейчас лишь неподвижно наблюдала, как его лицо склоняется к ней. Ее дыхание словно запнулось, веки неумолимо тяжелели, ноздри жадно ловили пьянящий запах согретого солнцем тела, запах здорового мужского пота.
Глаза Лоренса превратились в блестящие черные щелочки. Он ловко провел кончиком языка по линии ее губ и легко разомкнул их. Эшли не в силах была сопротивляться этому сладостному ощущению. Ее руки медленно обхватили его за плечи и судорожно обвили шею, а ладони утонули а теплой гуще кудрей.
Конечно, силы были неравны. Эшли еще не пришла в себя от скалолазания, и обаяние Лоренса оказалось неотразимым. Его губы сперва исследовали ее рот, то лаская, то чуть щекоча его и, наконец, искусно добились желанного ответа. В его руках не чувствовалось жадной и грубой страсти, он лишь медленно скользил ладонями вдоль округлых очертаний ее фигуры, ощупывал, гладил, ласкал. И все это было так просто и естественно, как послеполуденное солнце, согревающее их непокрытые головы, как прохладный и густой аромат сосновой рощи.
Лоренс коснулся губами ее лица, потом ямочки на заостренном подбородке. Дрожь пробежала по всему телу Эшли, она прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди. Губы чувствовали биение его пульса. Она приоткрыла рот и кончиком языка с наслаждением дотронулась до его солоноватой кожи.
Они полулежали на Горе ящерицы, на прогретом солнцем пологом склоне. Лоренс скользнул ладонями по ее бедрам и крепко притянул Эшли к своему мускулистому торсу. У нее закружилась голова, и она покорно приникла к нему. Разум, что до сей поры на протяжении многих лет безотказно служил ей, в одно мгновение отказал под напором неодолимого желания. Потаенно тлевшее, оно вдруг всецело завладело ею.
Она почувствовала, как пальцы Лоренса легли ей на обнаженную спину и расстегнули лифчик. Сопротивляться было невозможно. Он покусывал ее нижнюю губу, потом снова принялся медленно, волнующе и удивительно нежно целовать ее рот, глаза, шею – будто узнавал ее как слепой, на ощупь. Его руки сбежали со спины и покорили холмики прохладных мягких грудей. Они уже поднялись ему навстречу, прильнув горделивыми кончиками к его ладоням и подключив все тело к умопомрачительной страсти.
Тяжело и прерывисто дыша, он пристально смотрел в ее потемневшие полузакрытые глаза. Его зрачки расширились, и от радужки остался лишь тонкой золотистый ободок. Очертания скул явственно выделились на фоне гладких впалых щек.
– Может, нам укрыться в каком-нибудь более уединенном месте? Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь ненароком увидел продолжение.
Его голос пробудил в ней слабый проблеск разума, и Эшли обеими руками отчаянно уперлась ему в грудь, силясь вырваться. Безумие! Как она могла подпустить к себе такого человека?!
Лоренс крепко обнял ее за талию и вскинул голову, внимательно всматриваясь в лицо. Эшли ослабила сопротивление, поняв, что он угадал ее мысли.
– Послушайте, это просто… досадное недоразумение! – выпалила она, – Простите, если я ввела вас в соблазн, но я не хотела.
– Не хотела? – бархатным голосом переспросил он. – Подумать только. Что-то не очень верится. Но если вам нравится лепетать всякие символические протесты – бога ради.
Наконец-то он раскрылся. Наконец она поняла умом то, чему противилась плоть: бесподобная самоуверенность этого красавчика поставила все на свои места.
– Придется поверить! Вы мне безразличны! – Она рванулась из его объятий, смерив полным негодования взглядом и втайне надеясь, что он не заметит, как неистово пульсирует жилка у нее на шее.
– Так нет?
Сколько насмешливого недоверия в его тоне! Черт бы его побрал, он уже овладел собой, а она все еще в волнении. Он намеренно дерзко дотянулся до ее рубашки и стал с наигранным безразличием застегивать. Эшли зло отшвырнула его руку и взялась за дело сама, торопливо всовывая пуговицы в какие попало петли.
– Что было у вас на уме, когда вы обнажились и разлеглись возле того ручья? – продолжал он, не сводя с нее скептического взгляда.
– Совсем не то, что вы думаете, – процедила она. – К тому же не преувеличивайте, я сняла только брюки. Просто у меня болела голова. Поймите, я приехала сюда написать три портрета. Не надо принимать меня за куколку для летних развлечений. – До чего же трудно держаться с достоинством, когда стоишь в рубашке, застегнутой наперекосяк!