Неоконченный поиск

Я отослал мою «Нищету» в журнал Mind, но она была отвергнута; и сразу после завершения «Открытого общества» в феврале 1943 года (книга была многократно переписана) я отослал ее для публикации в Америку. Эта книга писалась в стесненных обстоятельствах, библиотечные фонды были очень скудны, и я был вынужден пользоваться теми книгами, что были в наличии. На мне была отчаянно тяжелая учебная нагрузка, а администрация университета не только мне не помогала, но и активно чинила мне препятствия. Мне было сказано, что они настоятельно советуют мне ничего не публиковать, пока я нахожусь в Новой Зеландии, и что время, потраченное на исследования, является украденным из рабочего времени лектора, за которое мне платят деньги[203]. Ситуация была такова, что без моральной поддержки моих новозеландских друзей я вряд ли выжил бы. При таких обстоятельствах реакция тех друзей в Соединенных Штатах, которым я послал рукопись, была страшным ударом. В течение многих месяцев они не отвечали мне вовсе; после этого, вместо того чтобы передать рукопись в издательство, они запросили мнение известного авторитета, который решил, что книга не годится для отсылки в издательство из-за ее непочтительного отношения к Аристотелю (не Платону).

Спустя почти год, находясь на грани нервного срыва и в чрезвычайно угнетенном состоянии духа, я случайно получил английский адрес моего друга Эрнста Гомбриха, с которым потерял связь во время войны. Вместе с Хайеком, который великодушно предложил свою помощь (я сам не осмеливался побеспокоить его, так как видел его всего несколько раз в своей жизни), они нашли издателя. Оба они написали мне ободряющие письма, касающиеся этой книги. Облегчение было невероятным. Я почувствовал, что два этих человека спасли мою жизнь, и я до сих пор это чувствую.

25. Другая работа в Новой Зеландии

Все это было не единственной моей работой в Новой Зеландии. Я также проделал некоторую работу по логике — на самом деле, я изобрел для себя то, что сейчас иногда называют «натуральной дедукцией»[204], - и много работал и читал лекции по логике научного открытия, включая работу по истории науки. Эта последняя работа состояла в основном в применении моих логических идей об открытиях к реальным открытиям; но кроме того, я пытался прояснить для себя огромную историческую важность ошибочных теорий, таких как теория полного мира Парменида.

В Новой Зеландии я читал курсы лекций по не-индуктивным методам в науке перед филиалом Королевского Общества Новой Зеландии в Крайстчерче и в Медицинской школе в Дунедине. Их инициатива исходила от профессора (позднее сэра) Джона Экклса. На протяжении последних двух лет моего пребывания в Крайстчерче я читал «обеденные» лекции преподавателям и студентам естественнонаучных факультетов колледжа Кентерберийского университета. Все это была тяжелая работа (я сейчас не представляю, как я ее осилил), но которая приносила огромное удовольствие. Позднее я встречал участников этих курсов по всему миру, и ученые, среди которых были весьма успешные, уверяли меня, что я открыл им глаза.

Я очень полюбил Новую Зеландию, даже несмотря на враждебность, проявленную к моей работе со стороны некоторых представителей университетской администрации, и я был готов оставаться там и дальше. В начале 1945 года я получил приглашение из Сиднейского университета. За этим последовала критика решения о предоставлении места иностранцу в австралийских газетах, вопросы задавались и в австралийском парламенте. Поэтому я телеграфировал мою признательность и отклонил предложение. Вскоре после этого — война в Европе находилась на последних стадиях — я получил телеграмму, подписанную Хайеком, в которой мне предлагалось место лектора в Лондонском университете, конкретно в Лондонской школе экономики. В ней также содержалась благодарность за отсылку «Нищеты» в журнал Economica, исполнительным редактором которого он был. Я почувствовал, что Хайек спас мне жизнь еще раз. С этого момента я с нетерпением ждал отъезда из Новой Зеландии.

26. Англия: в Лондонской Школе Экономики и Политических Наук

Когда мы выезжали из Новой Зеландии, все еще действовали законы военного времени, и нашему кораблю было приказано обогнуть мыс Горн. Это была фантастическая и незабываемо прекрасная панорама. Мы прибыли в Англию в начале 1946 года, и я начал работать в Лондонской школе экономики.

ЛШЭ была тогда, сразу после войны, удивительным институтом. Она была достаточно небольшой, чтобы любой, кто состоял в штате, мог знать всех остальных. Штат был хотя и небольшим, но выдающимся, выдающимися были и студенты. Их было очень много — больше, чем я видел в ЛШЭ когда-либо позже, — жаждущих знаний, зрелых и чрезвычайно легко впитывающих в себя информацию; они были настоящим вызовом для преподавателя. Среди этих студентов был и бывший офицер Королевского военно-морского флота Джон Уоткинс, впоследствии занявший мое место на кафедре ЛШЭ.