Неоконченный пасьянс

— Ну, как же так? Вы ведь кухарка знатная. А кухарку хорошую найти сейчас большая проблема. Вот моя домовладелица с ног сбилась, ищет хорошую кухарку. Вроде бы возьмёт женщину на работу… два-три дня проходят… ну, самое большее неделя, а потом всё — расчёт… нет, говорит, хороших мастериц…

— А вы, простите, сударь, — перебила его Евдокия, — от кого обо мне слышали?

— Господин Волков вас очень расхваливал.

— Извините, не знаю такого.

— Ну как же не знаете? Полковник в отставке Волков, друг госпожи Барклай. Очень мне ваши паштеты нахваливал.

Тень легла на лицо женщины. Несколько секунд она молчала, затем со вздохом пробормотала:

— Теперь поняла, про какого вы Волкова.

Перемена в выражении её лица и голосе была слишком заметна, чтобы не придавать этому значения. Поэтому Шумилов прямо спросил:

— Вы что же, не верите, будто Сергей Викентьевич хорошо о вас отзывался?

— Почему же, верю. Да только вряд ли я подойду вашей домовладелице. — уныло пробормотала Евдокия.

— Почему вы заранее так говорите?

— Так ведь никто не захочет взять повара без рекомендаций, — не то спросила, не то предположила Евдокия. — А у меня нет рекомендательного письма.

Шумилов тут чуть не крякнул. Это действительно была новость. Стало быть, госпожа Барклай оставила свою лучшую кухарку без рекомендаций… Что же такое могло произойти, чтобы отличную повариху уволили без рекомендаций? Другими словами, без надежды найти хорошее место? Это ж как надо обидеть работодателя! Шумилов почувствовал: горячо. Он сам ещё не понимал, что именно надеется выудить из этой истории, но ни на секунду не сомневался в том, что затронутую тему следует развить.

— Странно как-то, неужели госпожа Барклай не снабдила вас рекомендательным письмом? — вопрос был риторическим, но его непременно следовало задать.

— Не снабдила, значит.

— Но может быть, попросить её… — Шумилов умышленно ввернул эту фразу, чтобы проверить, знает ли Трембачова о гибели Барклай.

— Извините, господин Шумилов, я вижу, вы человек хороший и мне стараетесь помочь, да только ничего из этого не выйдет. Поэтому не обессудьте, не смогу я быть поваром у вашей домохозяйки

— Но позвольте, нельзя же просто взять и отклонить такое серьёзное и выгодное предложение. Неужели полоскать чужие штрипки в Мойке — это более достойный труд? Объясните мне, почему Александра Васильевна не дала вам рекомендации? Я уверен, мы сумеем обойти все препоны.

— Не знаю, что и сказать. Обратитесь-ка с этим лучше к самой Александре Васильевне.

Шумилов понял, что Трембачова ничего не знает об убийстве.

— Я удивляюсь вам, Евдокия. У меня имеется выгодное предложение, а вы даже толком не хотите со мною объясниться. Что вам мешает? Что у вас вышло с госпожой Барклай?

Глаза Трембачовой бессмысленно блуждали ни на чём особенно не задерживаясь. Было видно, что в мыслях она далеко и всякий интерес к разговору у неё пропал. Шумилов не мог понять, почему это произошло, но он был уверен, что случилось это после того, как речь зашла о рекомендации Барклай. Трембачова знала, что такое рекомендательное никогда не получит, а потому весь разговор представлялся ей лишённым практического смысла.

— Извините, господин Шумилов, я пойду. Не обессудьте, я не та кухарка, что вам нужна, — пробормотала Евдокия. — У меня работа стоит, так что простите…

Сказать, что Шумилов был озадачен этим разговором, значило ничего не сказать. Общение с Евдокией Трембачовой оставило раздражающее душу ощущение недоговорённости; Шумилов не сомневался, что история взаимоотношений госпожи Барклай с собственной кухаркой таила в себе какие-то неприятные моменты, причём тайные до такой степени, что о них не знали даже самые близкие убитой люди. Ничего ведь о Трембачёвой не говорил Дмитрий Мелешевич, ни одного плохого слова о ней не сказал и Волков. Значит, ничего о ней не говорила и сама Александра Васильевна. И тем не менее…

И тем не менее это могло ровным счётом ничего не значить. С момента расставания Барклай с кухаркой прошло почти четыре месяца. Трембачова даже не знала об убийстве прежней работодательницы. При упоминании её фамилии никаких отрицательных эмоций не демонстрировала. Ну уволила её Барклай без рекомендательного письма, может, увидела, что та руки плохо моет, так что ж, теперь из этого можно вывести? Да ровным счётом ничего.

Оставив Конногвардейский переулок, Шумилов направился в Горный институт. Нельзя было позволить себе запутаться в посторонних мелочах: главная интрига его розысков была связана именно с Горным институтом. По крайней мере так он считал сам.

Швейцару на входе Алексей Иванович степенно объяснил, что совершенно случайно нашёл тубус с дипломной работой выпускника Горного. Внушающий полное доверие облик Шумилова, его манера развёрнуто формулировать и обстоятельно излагать свои мысли, не вызвали ни малейших сомнений или вопросов у швейцара. Тот препроводил Шумилова в ректорат, где Алексей Иванович точно также спокойно и неторопливо рассказал о том, как нашёл тубус с чертежами в трактире на третьей линии Васильевского острова.