Читаем Неоконченный пасьянс полностью

— Хорошо, — кивнул Шумилов. — Есть только два маленьких, но безусловных, условия, которые вы должны принять к сведению: во-первых, вам надлежит быть со мною абсолютно искренним. Попытка обмана с вашей стороны приводит к безусловному прекращению нашего взаимодействия. Никакие смягчающие или объясняющие ложь обстоятельства мною не будут приниматься к рассмотрению.

— Понятно, — кивнул Штромм. — А второе условие..?

— Ну, а во-вторых, в том случае если я установлю вашу виновность в этом преступлении либо иных тяжких преступлениях, я точно также прекращу наши взаимоотношения и все собранные мною сведения сообщу Сыскной полиции. Поэтому, если вы не очень уверены в своей невиновности, либо держите за пазухой некий камень и рассчитываете использовать меня «втёмную» против полиции, то я, возможно, окажусь тем человеком, кто окончательно погубит вашу репутацию и саму судьбу. Так что принимая во внимание мои условия, подумайте хорошенько ещё раз, хотите ли вы на самом деле, чтобы я взялся доказывать вашу невиновность?

Штромм неожиданно улыбнулся.

— Я полагал, вы заговорите о деньгах…

— А что о них разговаривать? — в свою очередь улыбнулся Шумилов. — Двадцать пять рублей в сутки, за первые два дня деньги вперёд, а там дальше станет ясно…

Аркадий излёк из внутреннего кармана солидное портмоне и достал оттуда сторублёвый кредитный билет.

— Я, Алексей Иванович, согласен даже на удвоенный тариф, только помогите мне отбиться от этих орлов.

Шумилов принял деньги и продолжил:

— Теперь я попрошу вас отвечать на мои вопросы быстро, чётко и по возможности не задумываясь. Если точного ответа не знаете, говорите то, что кажется вам наиболее близким к действительности, но опять-таки, делайте это не задумываясь.

— Почему? — не понял Штромм.

— Когда человек начинает вспоминать то, чего на самом деле не знает, то он просто-напросто конструирует правдоподобную ложь. А конструировать ничего не надо, надо просто сказать как есть. Итак, Аркадий Венедиктович, начнём: на каком пароходе вы плыли в Санкт-Петербург? когда и где вы на него сели? предъявляли ли при посадке паспорт? — вооружившись блокнотом и карандашом, Шумилов записывал самое существенное из ответов Штромма. — Опишите, пожалуйста, свою каюту: если обходить её слева направо от двери, где какая мебель стояла? где находился предмет, выглядевший среди прочей мебели самым новым? самым старым?

Аркадий Штромм отвечал, как того требовал Шумилов, практически не раздумывая. Удовлетворившись полученными ответами, Алексей Иванович захлопнул блокнот:

— Хорошо, Аркадий Венедиктович, а теперь объясните мне, почему вы не поехали в Петербург ревельским поездом? А заодно объясните, почему ваш брат не поплыл пароходом?

— Я находился в Гапсале по делам наследства. Чтобы попасть в Петербург поездом мне следовало сначала приехать в Ревель, там потерять примерно четыре часа на вокзале в ожидании поезда и уехать поздно вечером. И ради чего? Чтобы утром — ни свет, ни заря — оказаться в столице. Невыспавшимся и голодным. Плыть пароходом гораздо удобнее: я поднимаюсь на борт прямо в Гапсале, спокойно плыву по морю, наслаждаясь видом из каюты первого класса, и оказываюсь в Петербурге чуть позже одиннадцати часов утра: сытый, выспавшийся и в хорошем настроении. Пароход «Рижской компании» швартуется на Васильевском острове, потому буквально через четверть часа я оказываюсь на Бирже, где могу принять участие в торгах во второй половине дня. Согласитесь, плыть кораблём мне во всех смыслах куда удобнее, нежели ехать поездом. Что же касается брата Александра, то он постоянно проживает в Ревеле. Разумеется, ему удобнее ехать поездом: ему не надо пересаживаться и терять время на вокзале.

— Хорошо, логично. — согласился Шумилов. — Чем занят ваш брат?

— Он работает в том же банкирском доме, что и я, только в его ревельском отделении. Работа его техническая, скажем так. Некоторые наши клиенты, особенно живущие в провинции, предпочитают консервативное вложение денег, то есть желают купить ценные бумаг и положить их под подушку на долгий срок: год, два, пять лет. Я выполняю их поручения на покупку на Санкт-Петербургской фондовой бирже, а брат забирает из депозитарного хранилища купленные ценные бумаги и отвозит их в ревельское отделение. И уже оттуда клиенты забирают купленные облигации или акции на дом, — обстоятельно ответил Штромм.

— То есть кладёт облигации в портфель и едет с ним на вокзал?

— Да, именно так. Расписывается в ведомости, раскладывает ценные бумаги по конвертам, их прячет в саквояж… Поскольку до обратного поезда у него остаётся время, он заезжает ко мне на квартиру. У нас остаётся пара часов на неформальное, скажем так, общение.

— Как часто ваш брат приезжает в Петербург?

— По мере возникновения необходимости. В последнее время активность эстляндского отделения возросла, люди всё смелее вкладывают деньги в биржевые инструменты. Последнее полугодие Александр приезжает с периодичностью два раза в месяц, ну, может, три раза в два месяца. То есть довольно часто…

— Вы об этом упомянули на допросе?

Перейти на страницу:

Все книги серии Невыдуманные истории на ночь

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза