Неоконченный пасьянс

— Да, конечно, господин сыщик, — закивала Шапошникова. — Немедленно уеду.

Уже уходя, Гаевский поманил к себе лакея:

— Поди сюда, Прохор, выслушай меня внимательно. Если не хочешь распрощаться с Петербургом, то барину о нашем визите ни гу-гу. Мы о тебе нигде не скажем, но и ты о нас ничего никому не говори. Понятно я сказал?

— Да, господин сыскной агент, как прикажете. Я никогда против власти на шёл. Раз надо — значит надо! — бодро заверил лакей. По всему было видно, что он чрезвычайно рад тому, что сыскари наконец-то оставят его в покое.

Гаевский и Иванов вышли на Третью линию Васильевского острова, прошли квартал в сторону Большой Невы и нырнули в «Погребок Федота», довольно приличную пивнушку, почти пустую в этот полуденный час. Заказали по паре бутылок пива и пару фунтов копчёной севрюжки, получился как бы второй завтрак.

— Поедем к Эггле, что ли? Пошепчемся… — предложил Гаевский. — То-то крыса прокурорская умных вопросов накидает.

— Да уж, — согласился Агафон. — Умные вопросы задавать всегда легче, чем ответы искать.

— Похороны подходят, по идее на третий день должны быть, то бишь завтра.

— Если Эггле не задержит, — заметил Иванов.

— Ну да, — согласился Гаевский. — Ты куда пойдёшь?

— Выбирай вперёд, мне всё равно. Что к бедным идти, что к богатым — одна хрень! — Агафон выглядел удручённым; голос его звучал без малейшего энтузиазма.

— Тогда я к Барклай пойду, — решил Владислав.

— А я к Толпыгиной.

Посидели в молчании, дождались пива. Открыв бутылки и попробовав рыбу, Агафон вроде бы немного повеселел, во всяком случае он красочно рассказал другу о табуретке, пущенной в голову квартальному и своём последующем прыжке в окно.

— Хм, квартальный, конечно, умный попался. — хмыкнул презрительно Агафон. — Я, значит, за этим Васькой-Оборочником в окно сигаю, а квартальный разворачивается в противоположную сторону и выбегает в дверь. Не стал в окно прыгать! Гер-рой! Оно и правильно, можно ведь и на нож напороться, пусть уж сыскной агент в окно прыгает! А квартальный с дворником вокруг дома побежали. Потому от меня и отстали.

— Да не кипятись ты, Агафон Иванович, — примирительно сказал Гаевский. — В первый раз, что ли? Так было и будет: один полицейский прыгнет на нож не задумываясь, а другой не в жизнь такого не сделает. Люди-то различаются не только ростом, но ещё умом и темпераментом. Ну чего ты раздражаешься?

— Чует моё сердце, Владислав, теряем мы с этим Дмитрием Мелешевичем время. Не наш это клиент, попомни моё слово. Вроде всё на нём сходится: и мотив крепкий имеется, и alibi как такового у него нет, и вообще он — каналья, да только…

— Ну, договаривай!

— Да только он не из тех, кто двух женщин, в том числе свою мать, зарежет точно баранов. Не такая у него порода. Дворянин, белая кость, голубая кровь, шесть языков, лайковые перчатки! Лакея пощёчиной наградить — это да, это запросто, бить того, кто сдачи дать не может, он герой, а вот в горло ножиком — нет, кишка тонка. Своей полюбовнице он и шляпки заказывает, и в рестораны водит, а наш клиент своей любовнице морду бьёт, чуть что — сразу кулаком в сопатку. Нам нужен человек типа того Васьки-Оборочника, что в квартального табурет кинул. Наш клиент не из тех, кто долго думает в ответственные минуты; вон Васька увидел синий мундир на пороге — и послал табуретку промеж глаз! Нам сыч нужен, мужик с крутым норовом, а Мелешевич — так, тряпка. Попомни моё слово: мы с ним только время теряем!

6

Товарищ прокурора Александр Борисович Эггле поставил сыщикам задачу обязательно отыскать и опросить племянника погибшей Барклай, устроившего скандал в её квартире за месяц до гибели Александры Васильевны, доверительного управляющего Штромма, а также обязательно побывать на похоронах жертв двойного убийства. Впрочем, благодаря стечению обстоятельств неизвестного племянника не пришлось особо разыскивать — он сам явился на похороны тётушки, состоявшиеся во второй половине дня двадцать седьмого апреля.

Женщин хоронили почти одновременно на разных кладбищах: Мелешевич — на Смоленском православном, а Толпыгину — на Волковом. Это объяснялось тем, что первая была весьма богата, а вторая бедна. На Смоленском присутствовал Владислав Гаевский с нарядом полицейских в форме. Не церемонясь, он переписал всех, явившихся отдать последний поклон Александре Васильевне; задача его облегчилась тем, что во время обряда отпевания церковь Смоленской Божией матери закрыли для посторонних, поэтому все лица, представлявшие интерес для сыщика были вынуждены о себе заявить. Тут-то искомый племянник себя и назвал — им оказался некий Деревягин Фёдор Савельевич, по виду типичный студент в чёрном пальто, широких полотняных штанах, с копной всклокоченных нечёсанных волос. Впрочем, несмотря на высокий рост и диковатый вид, молодой человек показался Гаевскому вполне воспитанным и доброжелательным человеком.