Неофит в потоке сознания

Иной раз мне кажется, что Алексей Иванович, во время нашего первого разговора о любви не только пытался выяснить, смогу ли я всё это вынести, сколько по-мужски предупреждал о возможности таковой семейной перспективы. Но ни тогда, ни сейчас, спустя много лет, мне не пришлось усомниться в правильности своего выбора. Просто я следовал по пути, указанному мне Богом, ведь как говорится в русской поговорке: первая жена от Бога, вторая — от… сами понимаете кого, а народ не проведешь, у него тысячелетний опыт.

Тогда я уже привычно посещал церковь, был довольно начитан писаниями святых отцов и научен азам практического поведения верующего человека. В мою жизнь вошла непрестанная молитва, которая меня не только защищала от нападок зла, но замещала накопленный за долгую жизнь мрак души светом смиренной любви. Непросто далась мне эта привычка к выполнению ежедневного молитвенного правила, в основном потому, что как наступало время взять молитвослов и зажечь свечу, так в комнату или на кухню, где я уединился, в тот же миг кто-то входил и подозрительно смотрел на меня. Поначалу я сдувался, как воздушный шар и смущенно садился, пряча книжечку с крестом в карман, но потом взбунтовался и заставил себя не обращать внимания на ближних, учитывая евангельские слова о том, что они враги человеку.

Вера лишь пожимала плечами, когда заставала меня бубнящим малопонятные слова, теща шипела, тесть мрачно вздыхал, но в конце концов, они привыкли и к этой моей странности, благо я не пил, не гулял и деньги нёс в дом. Через полгода упорного чтения молитв по книжке я вдруг заметил, что помню их наизусть. Во мне за это время будто от посеянного семечка выросло внутри неказистое деревце, которое чудом распрямилось, его кривые сучковатые ветки вытянулись в органные трубы — и стоило мне встать на молитву, как внутренний орган вздыхал басами и начинал сам по себе звучать стройно и величественно. Временное пространство между утренним и вечерним правилом заполняла Иисусова молитва, которой я «заразился» у святых отцов, посвятивших короткой молитовке, всего-то из восьми слов, десятки томов практических исследований и поучений, убеждая новоначального в том, что это самый короткий путь на небеса, и одно лишь непрестанное совершение «умного делания» спасительно.

Может быть благодаря туповатому молитвенному упорству, в мистической сердцевине моего существа появилась тихая, светлая радость, которая практически не зависела от внешних неприятностей и жила там, в глубине сердца, лишь изредка обнаруживаясь на моём лице едва заметной улыбкой, которую мне приходилось наблюдать на своей физиономии в зеркальном отражении.

Моя работа водителем-экспедитором предлагала мне немало практического опыта в освоении столь тонкого предмета, как Божий покров или защита. Вот, например, еду я как-то по новому шоссе одной из соседних северных областей и невольно развил немалую скорость. А что? Покрытие дороги прекрасное, новенький ЗИЛ «Бычок» везет меня с грузом безукоризненно, ровно и надежно, по радио звучит хорошая музыка, погода солнечная, Иисусова молитва действует во мне ритмично и непрерывно, недавно пообедал горячим, поэтому сыт — еду себе и радуюсь жизни. Вроде бы и недалеко отъехал от столицы, но тут уже чувствуется влияние севера: трава изумрудная, сочная; леса густые, дремучие; селения всё реже; небо холодное, ярко-синее, а облака то кипенно-белые, то будто черненое серебро.

Проскочил поворот с названием населенного пункта «Никольское», прошептал: «Святитель Николай Чудотворец, моли Бога о мне», да еще тропарь пропел: «Правило веры и образ кротости, воздержания учителя яви тя стаду твоему, яже вещей истина…» — надо же, наизусть помню!.. Вдруг, ни с того ни с сего двигатель замирает, я выхожу из машины и открываю капот. В это время мимо нас с «Бычком» вихрем проносится «тойота», в номере которой ощерились три шестерки. С полчаса копаюсь в моторе и ничего не понимаю — всё в полном порядке, несколько раз завожу — молчит, опять копаюсь, проверяю трубки подачи топлива, фильтры, прокачиваю топливную систему — все в идеальном порядке, пытаюсь завести — ничего, снова повторяю операцию по реанимации, со страхом думая про себя, неужто накрылся насос или форсунки — это же полный швах! — и наконец, движок неожиданно заурчал, я вскочил в кабину и поехал дальше. За крутым поворотом, километров через пять, открывается трагическая картина: групповая авария с пожаром. Последней в череде разбитых машин смялась в гармошку и горела ядовито-желтым пламенем «тойота» с тремя шестерками на госномере.