Явилась мамаша Сатранова с мужем и обоими детьми, вся близкая и далекая родня. Палец никого не забыл пригласить на свое торжество. Пришли товарищи по работе и множество других, которых женихова сторона считала гостями невесты и наоборот.
Уже был съеден свадебный обед. Пепичек нахватался всего подряд, смешивая взаимоисключающие яства. Он сидел на новом унитазе, вздыхал, корчась от боли, и каждую минуту кричал:
— Подотли!
Но тут же снова усаживался на стульчак и снова тяжело вздыхал. Взрослые над ним смеялись и требовали кофе.
И гостей и еды было много. Плиту заполняли кастрюли и горшки. Места не хватало. Пришлось включить газовую, новую.
Ружена поставила на конфорку кастрюлю с водой, повернула ручку и поднесла горящую спичку.
— Газ не идет, — сообщила она и стала искать взглядом мужа. Когда газовой плитой не пользовались, а в кухне, в плите, горел огонь, Палец старательно приворачивал ручку баллона. Огонь и газ — друзья лишь до поры до времени.
Новобрачный сидел в спальне, окруженный друзьями. Он скинул пиджак и, предаваясь обильным возлияниям, сиял как медный таз.
Какой-то паренек, которого женихова сторона полагала за гостя невесты и наоборот, с готовностью выскочил в переднюю и сделал попытку отвернуть колесико баллона с газом. Баллоном еще не пользовались, и колесико заело. Он приложил силу. Колесико поддалось, но вместе с предохранительной гайкой провалилось в горловину баллона.
Десять килограммов сжатого газа вырвались наружу со зловещим шипеньем.
Парень выскочил во двор, как мышь из шахты перед обвалом, предоставив стихии полную свободу действия.
Палец в спальне отставил бутылку и носом, который не обманешь, втянул воздух. Он унюхал, а чутким ухом услышал посвист утекающего газа, увидел, что в печи горит огонь.
— Все-е-е во-о-он! — взревел Палец.
Одним гигантским прыжком он достиг Ружены и двумя дикими толчками вышвырнул ее в переднюю, а затем во двор.
Свадебные гости осатанели. Всеобщим, в высшей степени неорганизованным бегством они заклинили выход.
Палец резко затряс головой, чтобы стряхнуть опьянение, Ошалевшая Ружена ничего не понимала, решив, что ее муж рехнулся от счастья. Но мозг Пальца работал с четкостью отрегулированного четырехтактного двигателя. Необходимо освободить вход, проникнуть в переднюю, оторвать баллон от шланга и закинуть подальше от строений, прежде чем концентрация газа в доме станет критической и произойдет взрыв. Времени, отпущенного ему для свершений, было столь мало, что в сравнении с ним человеческую жизнь можно было уподобить вечности. Палец не имел понятия, сколько людей находится сейчас в его доме.
Дотянув свою длинную, словно стрела подъемного крана, ручищу, Палец вырвал какого-то гостя из закупоренных дверей, будто пробку из бутылки, проник в переднюю и вдруг через открытую дверь уборной увидал голую попку Пепичка.
Не церемонясь, он выбросил мальчонку во двор.
Огненный взрыв пришкварил к его спине нейлоновую сорочку. Он почувствовал, как обжигающий бич огня хлестнул его по спине, — и все! Ничего больше!
Полгода врачи выкраивали полоски уцелевшей кожи с его тела, чтобы залатать обгоревшую спину, с которой снимали черные лоскуты вместе с прикипевшей сорочкой. Длинные волосы обгорели и торчали ежиком, из бинтов он моргал Ружене светло-карими глазами, лишенными ресниц.
— Кто-нибудь помер? — спросил он. — Мне ничего не говорят.
— Никто, — ответила она. — Все успели смыться.
— Я сейчас не больно красивый, — продолжал он. — С меня содрали шкуру, словно с поросенка.
— Так ведь красавцем ты никогда не был, — успокоила его Ружена.
— Что с Пепичком? — сказал он.
— Порядок. Немножко разбил нос. Теперь гундосит навроде тебя.
— А с домом?
— Плохо. Там жить нельзя. Мы у родителей.
Взрыв выбил окна из всех домов в радиусе пятидесяти метров. Приподнял новую крышу на доме Пальца на четверть метра и опустил почти что мимо. Сместившись, вязка сорвала трубу. Взрывная волна смела облицовочную плитку в кухне и в ванной, вышибла окна и двери. Дом стал походить на избитого моравского молодца в шляпчонке набекрень.
— Не боись! Все образуется, — продолжала Ружена, — выйдешь, опять приведешь в порядок.
— А как? — сказал он, не глядя в ее сторону.
— Что — как?
Она засучила рукав, и под кожей заиграл могучий бицепс, лишь слабо напоминающий женственную округлость.
— Вот этой одной рукой я поднесу двадцать кирпичей аж до самой крыши, — сказала она, и не нашлось бы такого человека, который бы ей не поверил.
— Ты вернешься? — спросил он не слишком решительно.
Дом превратился в развалины, а сам он едва не сгорел, как бумажный черт. Когда снимут повязки, вполне могут «женат» исправить на «разведен».
— Почему это я должна возвращаться? — рассердилась она. — Не плети чего не надо, никуда я не уходила.