— Спасаю твою задницу, гангстер.
— К твоему сведению, мой зад не нуждается в том, чтобы его спасали.
— Возможно, ты изменишь свое мнение, когда услышишь, что Кейдж назначил награду в тридцать миллионов долларов за твою голову за мое похищение. Та из семей, которая пришьет тебя первой, получит деньги, а также восстановит доступ к доставке и беспрепятственному распространению. — Слоан одаривает меня самодовольной улыбкой. — Еще тридцать миллионов тому, кто вернет меня в целости и сохранности в Нью-Йорк. Так что теперь ты — единственный, у кого мишень на спине. Забавно, как быстро может измениться эта игра, не правда ли?
Когда я просто смотрю на Слоан, взбешенный ее высокомерием, она вежливо говорит:
— Расскажу тебе об этом позже, но сейчас, могу я вернуться к телефонному разговору, если ты не против?
Я поднес телефон к уху. Глядя Слоан в глаза, я говорю:
— Скажи Казимиру, что если он не отменит оба вознаграждения в течение часа, изуродованное тело Слоан будет подброшено к порогу его дома к полуночи.
Я отключаюсь и свирепо смотрю на Слоан. Она складывает руки на груди и сердито смотрит в ответ.
— Это было неразумно.
Кипя от злости, я тихо говорю:
— Ты понятия не имеешь, в какую игру здесь играют, девочка. Ни малейшего понятия. Ты абсолютно, блядь, невежественна. И, сказать по правде, мне надоело слушать, как ты открываешь этот чертов рот.
Я засовываю телефон в карман пальто и, когда начинаю возиться с узлом на галстуке, она отступает, качая головой.
— Не смей даже пытаться заткнуть мне рот, гангстер. — Я срываю галстук и направляюсь к ней. — Предупреждаю тебя! — кричит Слоан, отшатываясь назад. — Я надеру тебе задницу!
Я делаю выпад. Слоан вскрикивает и разворачивается, чтобы убежать, но я слишком близко. Хватаю ее за шиворот и прижимаю к груди.
И мне прилетает за этот выпад ее каблук прямо на ступню. Тяжелый удар. Хороший. Но нужно гораздо больше, чтобы остановить меня, когда выхожу из себя.
И я наконец-то потерял самообладание. Честно говоря, чудо, что продержался так долго.
Я толкаю Слоан лицом вниз на кровать. Извиваясь, как зверь в клетке, Слоан брыкается и кричит, когда оседлываю ее. Она в ярости, что не может сдвинуть меня с места. Когда заламываю ей руки за спину, она ударяет пяткой и попадает мне прямо в почку.
Я забываю о желании запихнуть галстук в горло Слоан и вместо этого обвязываю его вокруг ее запястий.
Наказание, которое собираюсь применить, не требует ее молчания.
Слоан кричит. Взбрыкивает, как дикий бык, пытаясь сбросить меня с себя. Я понимаю, что она терпеть не может того, что не контролирует ситуацию, почти так же сильно, как ненавидит проявлять что-либо, отдаленно похожее на слабость.
Мне доставляет глубокое удовлетворение то, что я подвергаю ее и тому, и другому.
— Да пошел ты со своим самодовольным смехом! — кричит Слоан.
— Давай, чертовка. Разве не ты грозилась надрать мне задницу? Пока что я ставлю тебе пять баллов из десяти.
— Придурок!
— Только не говори мне, что это все, что у тебя есть. Я думаю, ты можешь добиться большего в этом.
Расстроенная тем, что бросаю ей в ответ ее же слова, Слоан издает крик. Она кричит громче, когда снова смеюсь.
Я сажусь на край кровати и сажаю ее к себе на колени, удерживая одной рукой за шею сзади, а другой за бедро. Делать это нелегко. Слоан упорно сопротивляется мне. И сильнее, чем кажется. Я должен отдать ей должное за это. Но она не может сравниться со мной по силе, как бы упорно ни сопротивлялась мне.
Я стягиваю ее нижнее белье —
Слоан втягивает воздух, спина напрягается.
— Ты заслуживаешь всего этого, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — И каждый, кто придет за тобой.
Я шлепаю ее снова и снова, пока ладонь не становится горячей, а попка Слоан — ярко-красной. Я так поглощен тем, что делаю, что не замечаю, что Слоан больше не сопротивляется. Она лежит неподвижно, прижавшись щекой к матрасу с закрытыми глазами, и дышит так же тяжело, как и я.
И дрожит. Все ее тело бьет мелкая дрожь. А мой член тверд, как камень.
Через мгновение Слоан прерывисто шепчет:
— Три из десяти.
Это вызов. Мое дыхание рвано вырывается из груди. Я смотрю вниз на ее обнаженную задницу, упругую, круглую, вишнево-красную, и меня почти одолевает дико сильное желание взять ее.
Высвободить ноющий член из брюк и засунуть его в нее как можно глубже. Прижать к себе и жестко трахнуть, пока кусаю за шею. Слушать, как Слоан кричит, когда я кончаю в нее, дергая за волосы. Наказать ее, доминировать, заставить подчиниться мне.
Сделать своей.
Слоан медленно открывает глаза, поднимает на меня взгляд. Что бы она ни увидела на моем лице, по ее телу пробегает дрожь.
Я рычу:
— Ни единого гребаного слова.
Слоан сглатывает. Облизывает губы. Пытается сделать свое боксовое дыхание, чтобы успокоиться, и терпит неудачу.