Я отстраняюсь, тяжело дыша. Она тоже тяжело дышит. Какое-то мгновение мы стоим молча, наши лица в нескольких сантиметрах друг от друга, сердца бешено колотятся, пока Слоан не облизывает губы и хриплым шепотом не произносит:
— Пять из десяти.
— Чушь собачья. Это был лучший поцелуй в твоей жизни, и ты это прекрасно знаешь.
— Я думаю, ты можешь лучше.
Слоан притягивает мою голову вниз и прижимается своими губами к моим.
На этот раз поцелуй более медленный. Мягче, но почему-то глубже. Он продолжается и продолжается, становясь все горячее и голоднее, пока Слоан не начинает извиваться напротив меня, а член не превращается в пульсирующий стальной прут.
Я прижимаюсь восставшим стволом к ее лону. Из глубины горла Слоан вырывается тихий стон. Когда отрываюсь на этот раз уже я, тяжело дышу и у меня более чем слегка кружится голова.
Слоан открывает глаза и смотрит на меня снизу вверх. Щеки раскраснелись, губы влажные, она выглядит потрясающе. Сатана хорошо поработал, когда создавал ее.
— Шесть, — выдыхает она. — Давай, гангстер. Только не говори мне, что это все, на что ты способен.
— Это была гребаная десятка. И ты здесь не главная.
Слоан поддразнивающе говорит:
— Ты продолжаешь это повторять, но не уверена, кого ты пытаешься убедить в этом — меня или себя.
Я запускаю руку в волосы Слоан, другую прижимаю к мягкой ягодице и, удерживая ее голову ровно, снова целую и не останавливаюсь, пока Слоан не прижимается тазом к моему и не мяукает, как котенок.
— Десять, — рычу я ей в губы.
Не открывая глаз, она еле слышно произносит:
— Семь с половиной. И это проявление великодушия.
Когда я отпускаю поток яростных ругательств на гэльском, Слоан смеется. Смех выходит низким, приятным и столь же сводящим с ума, сколь и сексуальным. Мое сердцебиение учащается, я прижимаюсь губами к ее уху.
— Тебе нравится жить в опасности, не так ли, девочка?
— Живи опасно, и ты будешь жить правильно.
Я отстраняюсь и удивленно смотрю на нее.
— Гете? Теперь ты цитируешь гребаного Гете?
Слоан улыбается.
— Только потому, что у меня симпатичное личико, еще не значит, что у меня мозг размером с горошину. — Затем она отталкивает меня, упирает руки в бока и бросает на меня взгляд, полный ледяного презрения, которым могла бы гордиться любая королева.
— О. Я только что вспомнила.
— Что?
— Я ненавижу тебя.
Мы пристально смотрим друг на друга. Слоан спасает от перспективы быть придушенной трель моего телефона. Когда я вижу номер на экране, протягиваю ей телефон и рявкаю:
— У тебя тридцать секунд. — Затем разворачиваюсь и ухожу, тяжело выдыхая и проводя дрожащей рукой по волосам. Пытаюсь взять себя в руки. Мне не следовало вынимать кляп у нее изо рта.
— Привет? Нат! О боже, я так волновалась за тебя. — Позади меня Слоан замирает, прислушиваясь. Потом смеется. — Я? Не смеши! Ты же знаешь, я всегда приземляюсь на ноги. — Еще одна пауза. — Да, я уверена, что это выглядело плохо. Но камеры слежения делают все еще хуже. На самом деле все было гораздо менее драматично… Да, я действительно ударилась головой. Да, все стреляли друг в друга, но… О, детка. Я в порядке. Честно. — Слоан слушает некоторое время, затем твердо говорит, — Натали. Вдохни и выдохни. Меня никто не принуждал. Меня не расчленяли. Меня похоронили не в неглубокой могиле.
Я смотрю на нее через плечо с горящими от злости глазами.
Слоан корчит гримасу и пренебрежительно машет рукой в воздухе, как будто я веду себя глупо.
— Нет, нет, со мной обращаются очень хорошо. Нет, прямо сейчас у него нет пистолета, направленного мне в голову. Серьезно… — В ее глазах появляется новое выражение. В нем сквозит хитрость и уверенность, и это беспокоит меня. — Ну, если тебе так уж хочется знать подробности, он уже наполовину влюблен в меня. — У меня отвисает челюсть. Слоан смеется в трубку. — Верно? Бедный парень. Он был конченым человеком с нашей первой встречи.
Знаю, Слоан просто пытается разозлить, но это именно то, что она сказала о Ставросе. Кажется, я сейчас что-нибудь сломаю. Может быть, ее коленные чашечки.
Я направляюсь к Слоан, протягивая руку за телефоном, но она отступает, отмахиваясь от меня, как от надоедливой мухи.
— Нет, скажи Кейджу, чтобы он этого не делал. В этом нет необходимости.
Я останавливаюсь в шаге и смотрю на нее сверху вниз, резко выдыхая. Я бы выхватил у нее телефон, но упоминание Кейджа заставляет меня колебаться. Хочу услышать, к чему выведет этот разговор. Понять, что он запланировал.
Слоан спокойно смотрит на меня, глядя прямо в глаза, когда говорит:
— Деклан никогда бы не причинил мне вреда, вот почему. Даже если бы захотел. Что он обычно и делает. Откуда я знаю? — На ее губах играет мягкая улыбка. — Потому что он дал мне слово.
Я говорил, что солгал. Слоан высовывает язык.
— А теперь послушай, Нат. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделала для меня. Скажи своему парнишке, чтобы отозвал кавалерию. Скажи, что Деклан хочет сесть и разобраться во всей этой истории с войной. Скажи ему, что…
Я выхватываю у нее телефон, прикрываю трубку рукой и рявкаю:
— Какого черта, по-твоему, ты делаешь?
Слоан бесстрашно встречает мой разъяренный взгляд.