— Отлично. Сдаюсь. Но, возможно, тебе стоило бы потратить минутку на то, чтобы подумать, чего бы она хотела. Потому что я могу гарантировать тебе, черт возьми, что если бы я мог вернуться в прошлое и выбрать, браться за эту работу или нет, я бы за нее не взялся.
— Я тоже тебя люблю.
Грей бормочет:
— Хватит дергать меня за яйца, чувак.
— У тебя есть список?
Грейсон роется в кармане рубашки. Он питает слабость к рубашкам в красно-черную клетку. Я думаю, он воображает, что они делают его похожим на лесоруба. Хотя у него действительно мускулистые предплечья и широкая спина человека, зарабатывающего на жизнь каждодневным маханием топорища, я должен отдать ему должное.
Не оборачиваясь, он протягивает через плечо сложенный листок бумаги.
— Постарайся не привлекать к себе внимания. Я не могу объяснить, откуда взялась такая гора трупов.
— Ты знаешь, что именно так я и поступлю.
Он усмехается.
— Знаю, что ты сделаешь все, что, черт возьми, захочешь, вот что я знаю.
Что-то в его тоне заставляет меня остановиться и посмотреть на Грейсона повнимательнее.
Ему нужно подстричься. И побриться. Раньше он никогда не отличался особой аккуратностью, но теперь выглядит так, словно целый месяц спал на чьем-то диване. И эта его борода вышла за пределы территории лесоруба, превращая его в подобие асоциального горца, который стреляет в медведей ради забавы.
— Как поживает твоя жена, Грей?
Его потрясенный взгляд пересекается с моим в зеркале.
— Вообще-то ты задаешь мне личный вопрос.
— Твой дерьмометр на тридцать процентов выше, чем обычно. Дома все в порядке?
Грей хмурится.
— Почему это должны быть проблемы дома?
— Потому что я умнее тебя. Что случилось?
Он выглядывает в окно и тяжело выдыхает через ноздри.
— Она бросила меня ради своего гребаного тренера по теннису.
— Мне жаль это слышать. Тебе бы хотелось, чтобы я убил его?
— Господи. Не искушай меня.
— Мое предложение в силе. Подумай об этом.
— Ни в коем случае.
Грей делает паузу.
— Если только я не передумаю. Чего я не сделаю.
— Понятно. Но когда ты придешь в себя, просто напиши мне его имя и адрес, и я позабочусь об этом.
Он, кажется, тронут.
— Спасибо тебе, Деклан. Это самая милая и самая ебанутая вещь, которую мне когда-либо говорили. Это почти компенсирует то, что ты угрожал убить меня за оскорбление твоей новой девушки несколько минут назад.
— Не упоминай об этом.
Я открываю дверь и выхожу. Направляясь к лифтам, я звоню Кирану. Он берет трубку после второго гудка.
— Привет, босс.
— Посылка уже пришла? — интересуюсь я.
— Ага.
— Ты сам заговорил об этом?
— Ага. Она открыла дверь в одной из этих обтягивающих штучек для тренировок. Как купальник на все тело, только без середины. У меня чуть не случился чертов инфаркт.
Я стискиваю зубы, раздражаясь при мысли о том, что Киран увидел Слоан в одежде для йоги. Хотя, зная ее, можно было предположить, что она, вероятно, проделывала все свои нелепые наклоны и растяжки прямо перед окнами спальни, чтобы их видел весь Бостон.
— Какой она тебе показалась?
— Что ты имеешь в виду, босс?
— Я имею в виду, казалась ли она счастливой? Грустной? Какое у нее было настроение?
Я слышу в его голосе заминку, как будто он пожимает плечами.
— Как обычно. Чудо-женщина знакомится с Люси Рикардо.
— Люси Рикардо?
— Чокнутая жена из того старого черно-белого ситкома по телевизору «Я люблю, Люси».
Я не расскажу Слоан, что он это сказал. Она восприняла бы это как огромный комплимент и сделала бы Кирана своим верным помощником.
Я забыл. Она уже это сделала.
— Вернусь через несколько часов. Нужно уладить кое-какие дела перед переездом.
— Принято. В новой берлоге все готово. Ничего, если я съем этот кекс, который испекла мне малышка? Я подумал, что сначала мне лучше посоветоваться с вами.
— Она испекла тебе кексы?
— Ага. Для меня и Паука. Понятия не имею, что в них, но они ужасно зеленые и бугристые. Похоже, она схватила пригоршню земли и вываляла ее в траве.
Если бы я знал, что Слоан пойдет прямиком на кухню и начнет готовить то дерьмо, которое ест, когда я оставил дверь спальни незапертой сегодня утром, я бы вместо этого запер ее в спальне на два засова.
— Звучит очень мужественно.
— Похоже, что так оно и есть. Но она сказала, что в нем много грубых волокон и мне это пойдет на пользу, так что я чувствую, что должен попробовать.
Грубые волокна. Боже
— Да, ты можешь их попробовать. Только не приползай ко мне с воем, когда тебе придется извергнуть свои кишки на фаянсовый трон.
Я вешаю трубку, спускаюсь на лифте на два этажа вниз и сажусь в «эскалейд», который припаркован рядом с задним выходом из гаража. Я еду через весь город к Старой Северной церкви, месту, где фонари, развешанные на колокольне, оповестили бостонских патриотов о том, что британцы прибывают морем в начале Американской революции. Я паркуюсь на стоянке и захожу внутрь через маленькую дверь в боковой часовне, затем иду по нефу, минуя ряд за рядом пустых скамей, пока не добираюсь до исповедальни.
Я открываю дверь и сажусь на узкую скамью, закрывая за собой дверь.