Значит ли это, что обычно в его доме не бывает женщин? Хотя я несу ему ужасную белеберду о том, что он старый, это чушь собачья. Этот мужчина настолько сексуален и горяч, насколько это возможно. Красивый, мужественный и прямо-таки пышет сексом. С толстяком в штанах, в придачу. Не может быть, чтобы он не купался в женском внимании.
Почем вдруг у меня резко скрутило низ живота?
Только не говорите мне, что это ревность. Я никогда больше не смогу посмотреть себе в глаза в отражении в зеркале.
— Мы все еще придерживаемся принципа честности?
— Ты же знаешь, что да. Но если ты собираешься обрушить на меня еще одну из своих речей о Гранд-Каньоне, дай мне знать, и я первым отложу нож. Не хочу случайно покончить с собой, когда упаду на него, рыдая.
Деклан возвращается к нарезке.
— Ха. Ты не из тех, кто рыдает. Держу пари, если бы ты попытался заплакать, это выглядело бы так, будто у тебя запор. Ты знаешь. Как обычно.
Теперь он старается не смеяться, и от этого я чувствую себя намного лучше. Мне не нравится, когда он несчастен.
Чувак, я бы с удовольствием отхлестала себя по щекам.
— Отлично. Шутки в сторону. — Я делаю вдох и смотрю вниз на руки. — Знаю, что продолжаю твердить, что ты мне не нравишься. Я не хочу и не должна этого делать, но делаю. Я имею в виду, когда ты не ведешь себя как придурок.
Деклан ничего не говорит. Я не осмеливаюсь поднять на него глаза. Просто делаю еще один вдох и продолжаю.
— Я говорю тебе это потому, что мне никогда не нравились мужчины. Это звучало неправильно. Я - не мужененавистница. Просто думаю, что мужчины - это приятное развлечение. Если остальная часть моей жизни - это основное блюдо, то мужчины - это десерт. Приятные, незапоминающиеся угощения. Это осознанный выбор, основанный на некоторых плохих вещах, которые произошли со мной, и долгое время прекрасно работал. Защитил меня. До тебя.
Когда я поднимаю взгляд, он смотрит на меня в полной неподвижности, на его лице выражение глубокой сосредоточенности. Этот мускул на его челюсти напрягается. Деклан сжимает нож так, словно собирается вонзить его кому-то в грудь.
Удерживая его взгляд, я тихо признаюсь:
— Думаю, мы с тобой похожи. Думаю, у нас обоих есть секреты, и эти секреты сделали нас теми, кто мы есть. Думаю, именно поэтому я чувствую себя по-другому. И почему это так опасно. Поэтому собираюсь сказать это с полным осознанием того, что это может прозвучать нелепо, но я хочу, чтобы ты пообещал мне, что не задержишь меня здесь слишком долго.
Грубым голосом Деклан говорит:
— Почему бы, собственно, мне этого не сделать?
— Потому что ты кажешься мне зыбучим песком, а я уже тону.
Деклан медленно опускает нож.
— Я думал, что ты ощущаешь себя со мной как в Гранд-каньоне.
— Ты ощущаешься для меня и тем, и другим. Что еще хуже. Ты – Гранд-каньон, заполненный зыбучими песками.
После напряженной паузы Деклан говорит:
— Итак, теперь ты знаешь, что я чувствую. За исключением того, что зыбучие пески в моем Гранд-каньоне пропитаны ядом и в них плавают акулы-людоеды.
У меня дрожат руки. Есть большая вероятность, что я вот-вот упаду с этого табурета. Я облизываю губы и шепчу:
— Тогда, может быть, тебе стоит отпустить меня прямо сейчас. Наверное, так будет лучше для нас обоих.
Сверкая голубыми глазами, Деклан говорит, гортанно мурлыча:
— Я никуда тебя не отпущу.
То, как он смотрит на меня, заставляет сердце бешено колотиться, а желудок сжиматься. Я чувствую себя в ловушке. Паникую. Охвачена внезапным и непреодолимым желанием убежать, как мышь, которая знает, что сзади к ней подкрадывается голодный кот.
Поэтому я делаю единственное, что приходит мне в голову.
Я спрыгиваю с табурета и бегу.
Деклан настигает меня прежде, чем я пробегаю двадцать шагов. Он набрасывается на меня сзади. Мы падаем на ковер в гостиной. Он перекатывается на меня сверху, затем целует меня, крепко и жадно, губами сливаясь с моими.
Страх, который я испытываю, непреодолим. Деклан всего лишь целует меня, не убивает, но такое чувство, что я борюсь за саму свою жизнь.
Такое чувство, что ухожу под воду.
Я задыхаюсь, отворачивая голову и извиваясь под ним.
— Слезь с меня!
— Ты забываешь, кто здесь главный, — рычит Деклан, отводя мою голову назад, так что мое горло обнажается. Он кусает меня за шею, посмеиваясь, когда я кричу от разочарования.
— Ты сказал, что я главная!
— Я солгал. Подчиняйся, пленница.
— Иди к черту!
— Подчинись мне.
— Нет! Перестань так говорить!
Мои связанные руки зажаты между нашими телами. Деклан наклоняется, хватается за короткую цепочку, соединяющую наручники, и заводит мои руки за голову. Затем наваливается на меня всем своим весом, расплющивая меня под собой.
На этот раз, когда Деклан целует меня, я ощущаю вкус победы на его губах. Победа и что-то более темное.
Деклан отстраняется, тяжело дыша.
— Не убегай от меня. Ты храбрее этого.
Но это не так. Я всегда думала, что крутая, но он доказал, что я - не более чем большая трусиха. Я так боюсь, что он увидит больше, чем хочу, что даже не могу смотреть на него.
Деклан говорит мне на ухо: