Вихрь дважды тявкнул в сторону села и опять уставился на Межова. Межов вздохнул.
— Значит, один ты за весь колхоз работаешь? Эх, Вихрь, Вихрь, остаться бы мне агрономом или в аспирантуру поступить, что ли. Ну пойдем, поглядим твое хозяйство.
Межов направился к ближнему вороху, и, едва наступил на площадку тока, Вихрь сердито зарычал: площадка еще не просохла, от ноги остался четкий след.
— Ясно, — сказал Межов. — Веди тогда сам, если ты такой бережливый да строгий.
Вихрь побежал впереди вдоль площадки и остановился у второго вороха, где лежали мосточком две доски. Межов прошел по ним, нагнулся и сгрудил рукой мокрый пласт ржи толщиной пальца в два. Зерно под ним было сухое, но низ вороха схватился с мокрой землей, прорастал. А ведь семенной…
Пшеничные вороха, к которым Филин тоже постелил дощечки, оберегая ток, уже горели. Межов сунул руку по локоть и сразу вытащил: зерно было горячим и ощутимо отдавало прелью. Пшеницу убирали напрямую, сорняк отвеять не успели, и вот пришел этот подлый дождь. Пропадет, если сегодня же не провеять раза два.
Ячмень тоже грелся. Межов помял в горсти теплое зерно, понюхал и протянул его собаке. Вихрь понюхал и обиженно чихнул.
— Вот видишь, — сказал Межов. — А хозяин твой картошку, наверно, побежал окучивать, о себе только думает. Где хозяин?
Вихрь помахал хвостом и побежал к сторожке, оглядываясь и как бы приглашая следовать за собой. У сторожки он показал широкий след сапога и след деревянной ноги — круглые ямки. След уходил в сторону села степью. По залогу ударился напрямик, старый черт!
Межов съездил на ток второй бригады и, убедившись, что неотвеянное зерно тоже греется, отругал сторожа и возвратился в село уже в обед, разъяренный до тихого бешенства. Не доехав еще до конюшни, он услышал частый тревожный звон набата и хлестнул Вороного концом повода по шее. Одна беда не ходит, еще что-то случилось.
Нахлестывая жеребца, он рыскал напряженным взглядом по селу: признаков пожара не было, но по улицам бежал народ, и тревожный звон не утихал, торопил, созывал к себе.
Когда Межов подскакал к правлению, на площади перед ним уже собралась довольно большая толпа, посреди которой колченогий Филин колотил тележным шкворнем в кусок рельса, подвешенный на столбе.
— Чего трезвонишь? — крикнул Межов, наезжая на толпу.
— Хлеб горит, народ подымаю, — деловито сказал Филин и опять застучал по рельсу.
— Хватит, — облегченно сказал Межов, — поднял уже. Трезвонишь, а прийти в правление не догадался.
— Дож-жик, когда придешь-то. Вот кончился, и пришел, да вас нету, а Метелин в третью бригаду, слышь, уехал.
Межов уже не слушал и обратился к толпе.
— Товарищи! — Он поднял руку и привстал на стременах.
— Как Чапаев! — послышалось из толпы насмешливое.
Межов не выдержал:
— По домам своим сидите, мотыги точите, в лес за грибками наладились, а хлеб дядя вам спасать будет?! Какие же вы, к черту, хозяева, если на обоих токах зерно греется! Ну, чего молчите?!
— Откуда мы знали, — проворчал кто-то в толпе.
— Не знали? А что дождь трое суток, хлестал, вы тоже не знали?! Не крестьяне вы, что ли? Вот старик, — Межов показал на мокрого, грязного Филина, — за шесть километров на одной ноге пришел, а вы не чешетесь, пока гром не грянет, черти сиволапые! Председателей ругаете, а вы же здесь хозяева, вы сами…
— Ты не ори! — закричала из толпы тетка Матрена. — Ты скажи толком, рассуди, а не с бухты-барахты.
— Правильно.
— На ток-то сейчас нет влезешь — грязь.
— Сейчас не влезешь, а к вечеру проветрит! — крикнул Межов, покрывая ропот непрерывно растущей толпы. — Если все выйдем, то мы в одну ночь перевеем и спасем зерно. Захватывайте с собой лопаты, ведра, мешки и собирайтесь здесь. Поедем часа через три-четыре. Шоферам бортовых машин быть здесь с машинами.
— Вот так сразу бы и говорил, а то чертыхается…
— Молодой, погорячился.
— Выйдем, председатель, все пойдем, не сомневайся.
— Неужто хлебу пропасть дадим — не маленькие, понимаем.
— Добро. Только все собирайтесь, другого наряда не будет.
Межов отогнал лошадь на конюшню, пообедал, поговорил со своей хозяйкой, молодящейся старой девой, которая отказалась идти в ночную, сходил в гараж к шоферам, и, когда возвратился, у правления уже опять гудел народ с деревянными лопатами, ведрами, мешками, бабы захватили на всякий случай даже вилы и грабли.
В толпе Межов разглядел и вдову Пояркову, и Ольгу Христонину в голубой кофточке, с накрашенными губами, и тетку Матрену, и конюха Гусмана с двумя сыновьями — школьниками старших классов, — все село собралось здесь, затопив площадь перед правлением. И его хозяйка, обиженно поджав губы, пристала сбоку, слушая говорливую соседку.
На крыльце правления агроном Метелин, он же секретарь парторганизации, держал речь: