Андрей Ильич повернулся на спину, подложил руки под голову и стал глядеть в небо. Слабый верховой ветер тихо шумел в вершинах деревьев, трепал блестящие на солнце листья, а небо было спокойным, чистым, глубоким. В дальней его голубизне серебристый крестик самолета беззвучно тянул белую нитку, которая с удалением от него распухала, ширилась и рвалась, превращаясь в перистые облака. Звука не было слышно. Он появился позже и пришел, как ворчание далекой грозы. Потом нитка изогнулась и пошла вниз, а спокойный рокот вдруг прервался отдаленным взрывом. Наверно, самолет перешел звуковой барьер. «Но лениво ползущий червяк нас догонит у края могилы».
Андрей Ильич улыбнулся и прикрыл глаза. Самолет ревел серьезно, внушительно.
…Проект был забракован, и все лесоводы, рыбоводы, геологи, агрономы с торжествующим смехом показывали ему кукиши. Андрей Ильич растерянно стоял посреди толпы, пряча за спину рулон чертежей и таблиц. Вокруг не было ни одного спокойного лица. И вот тогда появился Петька верхом на лошади. «Ничего ты не можешь, — сказал он, — даже сазанов я должен тебе ловить». И это был решающий удар, тем более обидный, что Андрей Ильич не ожидал его. «Брось ты свои бумаги, пойдем уху хлебать», — сказал Петька, и Андрей Ильич покорно взобрался на лошадь. Они выехали на Охотный ряд, но тут Петька пропал, а ноги лошади стали неожиданно такими высокими, что Андрей Ильич ударился носом о контактный провод троллейбуса и… проснулся.
Над ним пронзительно кричала пигалица, шея затекла от неудобной позы, на лице лежал сухой прутик. Андрей Ильич смахнул прутик и поднялся. Приснится же такая нелепица.
Было уже близко к полудню. Ну да, двенадцатый час. Андрей Ильич потянулся, зевая, охнул — совсем как у Петьки вышло — и направился к озеру. Пока спускался к лодке, спину накалило солнцем так, что выступила испарина, Андрей Ильич снял рубашку, умылся, потом подумал и снял брюки, оставшись в одних трусах. Очень легко стало, легко и просторно. Ложась на нос лодки и подставляя спину солнцу, подумал опять с улыбкой, что хорошо бы здесь остаться, ловить с Петькой рыбу, собирать грибы, ягоды и жить потихоньку. Не надо ни ученых трудов, ни известности, ни безоглядно стремительной Москвы. Зачем здесь это? Природа, с которой он воюет и ищет в ней самоутверждения, дружно живет с Петькой и его отцом, и они вовсе не считают себя выше ее, не считаются покорителями, властелинами.
Разморенный на солнце, он опять задремал, но вдруг услышал близкий нарастающий звук:
— А-а… о-о-у-у-и-и…
Звук перешел в тонкий ребячий визг и оборвался.
— Бух-бах-бабах! — грубо выкрикнул Петька.
Андрей Ильич поднял голову и увидел его. Петька держал в поднятой руке коряжку, похожую на самолет, и бежал по острову. Он был в одних трусах, загорелый, как головешка, худой и стремительный. И на земляного мужичка он был до обидного непохож.
— Не утони! — крикнул Андрей Ильич, глядя, как Петька бросился вслед за «самолетом» в воду.
Напрасно крикнул, Петька быстро отмахивал саженки, по плечи высовываясь из воды. Легко плыл, уверенно. Он достал свою корягу, вышел на берег и помахал Андрею Ильичу рукой.
— Плывите сюда, обедать будем! — крикнул он.
Видно, смутился, что заметили его игру.
Андрей Ильич поднялся, сел за весла и переправился на остров.
— Я думал, вы спите, — сказал Петька. — Сейчас жаренку сделаем, я проголодался.
Андрей Ильич привязал лодку за куст и подошел к шалашу. Петька раскладывал костер.
— А вы ничего гребете, ровно. Где учились?
— На Останкинском пруду, — ответил Андрей Ильич. — Рядом с моим домом этот пруд был и лодочная станция.
— Слыхал, — сказал Петька. — Там телевизионный центр новый строят, в газете писали. Вышка будет больше полкилометра. Высокая она сейчас?
— Только начали еще, но из окна видать.
— Из окна? Счастливый вы — из окна! А я только по газетам знаю, по книжкам, самолета вблизи не видел. Правда, теперь есть самолеты с двигателями на хвосте?
Глаза Петьки, широкие и жадные, горели завистливо и требовательно. Андрей Ильич вздохнул.
— Не знаю, — сказал он. — Возможно.
— Есть. Учитель говорил, он не соврет. А вы на «Ту» летали? А на «Ил-18»?
— И на «Ил-18».
— Мощный, правда? У него каждый двигатель по четыре тысячи лошадиных сил. Четырежды четыре — шестнадцать тысяч! А у «Ту» сильнее, правда?
— Не знаю, — сказал Андрей Ильич.
— Сильнее, — утверждал Петька. — А ракеты еще сильнее. Гагарин на которой летал, она по силе с Куйбышевской ГЭС сравняется, а у Титова еще больше. Вы не читали «Туманность Андромеды»? Нет? Эх вы, такую книжку пропустили. Там же фотонные корабли, у них скорость почти как световая! Прочитайте обязательно.
— Хорошо, — сказал Андрей Ильич, — я постараюсь. Как будем жарить без сковородки-то?
— На прутьях. А то можно испечь. Давайте окуней испекем, а линя и карася поджарим.
Петька отгреб угли, раскопал горячее костерище, положил в углубление несколько окуней и, прикрыв их листьями, снова закопал и закрыл горячими угольями. Потом, когда прогорел сухой валежник, Петька воткнул два прута, насадил на них распотрошенных рыбин и склонил над жаром костра.