— Хоть сейчас, — говорит Хетти без малейшего пиетета, которого ждет от нее Хилари. — Я считаю, отличная мысль. Расставим наконец-то все по своим местам.
— A-а, вы уходите, — говорит Хилари, увидев, что Хетти ищет свои кроссовки, в них ей легче ходить, она сможет добежать до дому за двадцать минут. Но кроссовки под письменным столом, она их туда сама засунула, и теперь ей приходится опуститься на четвереньки, чтобы достать их. — А я буду сидеть до восьми. Работы немыслимое количество. Может быть, подождете немножко, давайте вместе просмотрим электронную почту. Или ребенок ждет, чтобы мама его искупала?
— Я всю свою почту просмотрела, — огрызается Хетти. — А поляки живут на час раньше нас. У них уже все закрылось. Утром я позвоню Яго, и мы поговорим и о названии и о гонораре.
— Но я уже окончательно обо всем договорилась, — говорит Хилари, — я думала, вы это поняли. Я согласилась изменить название, и деньги они предложили хорошие, учитывая их финансовое положение — им не позавидуешь. На попятную я не пойду. У их агентства солидная репутация в литературном мире, и книгу, которая называется “ТварьСукаПадлоСрань!” они просто не возьмут. И в любом случае “Это мы так плачем” гораздо более информативно.
— Пойдем к Нилу, пусть он решает, — говорит Хетти со всем самообладанием, на какое она способна.
Волосы у Хилари жидкие. Хетти, в сущности, даже жалко ее. Она берет флакон духов и брызгает за ушами — пусть Хилари видит, какая она молодая и беззаботная. Обычно она не душится, но эти духи подарила ей Агнешка. Называются они
И вот теперь Хетти держит флакон на работе и душится, когда вдруг вспомнит о духах. После чего Хилари поднимает голову, принюхиваясь, и разражается вариацией на тему: “О господи, вы что же, душитесь? А я думала, сейчас в моде все
Хетти заглядывает в кабинет Барб и спрашивает, не хочет ли та поехать вместе домой на такси, но Барб отвечает, что у нее нет дома. Хетти не углубляется в эту тему. Ей и в самом деле хочется успеть домой к купанию Китти. Теперь, когда она проводит день вдали от нее, она еще острее физически ощущает разлуку с ней. Как будто у нее отсекли часть ее существа и нужно поскорее вновь соединиться с дочерью. Она подбегает к дому на мягких, пружинящих подошвах, но когда входит в дверь, сидящая в высоком стульчике среди надежно ограждающих ее подушек Китти отворачивается и начинает реветь.
Хорошая няня и перспектива жизни после смерти
Розанна училась на курсах продавцов в Австрии, и привычка аккуратно складывать белье, развешивать одежду и ставить все на полки, казалось, вошла в ее плоть и кровь. Одежду она подбирала по цвету, тарелки расставляла точно по размеру. Где бы она ни появлялась, она всюду приносила с собой порядок, как и Агнешка. Находящиеся под ее присмотром дети были всегда ухоженные, чистые, волосы причесаны, ногти подстрижены. Джордж постоянно отправлял в ее комнату в полуподвале сундуки без ручек, потемневшее серебро, порванные холсты, и Розанна ловкими руками все чинила, полировала, восстанавливала, так что ее вмешательство было почти и незаметно, потому что Джордж любил, чтобы вещи сохраняли свой изначальный вид, и вообще это должны были быть не столько вещи, сколько “свидетели прошлого” — он выставлял их на продажу в своей антикварной лавке.
Мужество и выдержка изменили Розанне всего один раз, это случилось, когда мы всем семейством отправились путешествовать по Бретани с палатками. То было время, когда Англия рвалась жить на природе, вползать на животе по мокрой траве в зеленую парусиновую палатку на одного человека и разогревать фасоль и сосиски в консервной банке на примусе. То ли дело туристы-французы: палатки у них большие, высокие, ярко-оранжевые, из прочного материала, их поддерживают металлические стойки немыслимо сложной конструкции, внутри просторно, хоть десять человек за стол усядутся: от стоянки французов летел восхитительный запах толченого чеснока. Страдая и от унижения, и от отсутствия удобств, Розанна расплакалась и топнула ногой, чем всех нас привела в изумление. Мы сразу же собрались и раньше срока уехали домой, к горячей воде и сухим постелям.