Ненавижу

— Мне! — Светлана Борисовна подалась вперед, щурясь от света. — Я — жертва, значит, мне решать, каким будет наказание. Я хочу, чтобы обоих унизили публично. Чтобы прямо здесь сняли с этого звездуна штаны и высекли. А потом ее, — небрежный кивок в сторону Потутиной.

— Вы думаете, они раскаются?

— Нет, конечно. А кто тут вообще говорит о раскаянии? Напротив, обозлятся. А после шоу натравят на меня свои псов, вон как их шокеры слюни пускают, — она надрывно хихикнула. — Но мне уже не страшно.

— Ада…

— Да?

— Вы до сих пор любите своего бывшего мужа?

— А это так важно? Теперь, когда ничего, кроме жизни, не имеет значения…

— Немного высокопарно.

— Желаю вам никогда не узнать, что именно стоит за этой, как вы выражаетесь, высокопарностью.

— Вы так боитесь смерти?

— А вы? — она облизала губы. — О смерти легко может говорить только тот, кто ее не воспринимает всерьез. Все мы когда-то умрем, но не завтра же… И вдруг ты узнаешь — не исключено, что именно завтра… Первая реакция — ужас. Как же так? Ведь ты ничего не сделал для того, чтобы умереть. И вдруг — смерть. Потом круг за кругом проходишь свой ад: злость, надежду, покорность, смирение и снова надежду, а потом наступает равнодушие… Или не наступает… У кого как. Каждое утро я просыпаюсь и думаю, что следующий день может быть намного лучше этого, но переживу ли я этот лучший день — большой вопрос. Это как если бы быть приговоренной к смертной казни, но не знать, когда она свершится: вчера, сегодня, завтра…

— Но почему бы ни наплевать на все и не прожить оставшееся время на полную катушку?

— Силенок не хватает, — горько улыбнулась Ада. — на полную катушку. Да и с кем? Да и как?

— А если бы вам сейчас сказали, что диагноз — ошибка, что у вас никогда не было рака, то что? Ваши действия?

— Наверное, я заплачу. Ничего другого в голову не приходит.

— Вопрос ведущему. Вам не кажется, что вы поступаете аморально?

— В чем это выражается? — быстро отреагировал Эдик. Его глаза подозрительно блестели, на футболке появились влажные пятна.

— Вы собрали людей, которые одинаково нуждаются в помощи, вывалили грязное белье, и при этом четверо из них останутся наедине со своими проблемами. Не стыдно?

— Это вам должно быть стыдно за вашу демагогию! — Эдик тяжело дышал. — Эти люди впервые счастливы, потому что они могут честно и открыто заявить о своих желаниях. У них появился ШАНС. Понимаете, шанс?

— Да, мы очень счастливы, — вдруг подал голос Мазурик. — Счастье особо ощущается, когда сидишь под высоким напряжением. Шаг влево, шаг вправо, и из нас получится симпатичный шашлык. Местами даже очень вкусный. Эдуард, кого вы обманываете? Это шоу нужно прежде всего вам. Мы, это так, предметы антуража, как и эта колючая проволока с высоковольтным напряжением.

— Вы возражаете против смерти?

— На смерть подписывалась она, — Мазурик кивнул в сторону Ады. — У нас другие желания. Вы слишком быстро меняете правила игры, Эдуард. Мы не успеваем подстраиваться.

Руки ведущего задрожали:

— Прелестно! Мои же персонажи устроили бунт. Давайте поаплодируем. Такого поворота в сценарии нет. Не надо подстраиваться, Семен Петрович, потому что вы не знаете настоящих правил. Наше шоу — это импровизация. Смертельная, если угодно. Но зато победитель получает…

— Победитель получает ничего, — Марина налила себе шампанского и смело взглянула на Эдуарда. — Есть у меня такое предчувствие. Странное ощущение, господа, словно нас всех выбрали неслучайно. Мы все связаны. Кем-то или чем-то. И только лишь потому в этой дурацкой игре. Эдуард, а вы уверены, что именно вы — бог, а не марионетка, в руках кого-то более умелого и дерзкого?!

Эдик дернулся. В поисках поддержки он перебирал одно лицо за другим, но участники старательно отводили глаза. В зале раздались смешки и улюлюканье. По ту сторону проволоки бесновался Колобок. Рядом застыла Жанна. Злорадствует? Или жалеет? "Да ты же лох! И всегда был лохом! Слава богу, у нас нет детей, иначе они тоже бы стали лохами!". Где же он допустил ошибку? Все казалось таким простым, понятным и правильным. И вдруг любовно слепленное шоу стало разваливаться на грубые, покрытые трещинами куски.

Лица, лица, лица…

Во рту стало сухо и противно от предчувствия чего-то непоправимого. Он сделал глоток коньяка и вымученно улыбнулся:

— Наше шоу продолжается! Аплодисменты в студию!

Заученные хлопки зрителей. И почему до этого они ему казались искренними? На лицах героев пот, перемешанный с пудрой, страхом и ожиданием скорого финала. Жанна. Колобок. Охрана. Старший держится за кобуру. Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?