Ненависть и месть

Тело Ермолая медленно сползло с дивана и грузно шлепнулось на пол.

Девушка вытащила из кармана носовой платок, аккуратно протерла им пистолет и бросила оружие под стол. После этого она быстро покинула квартиру.

Один труп лежал на покрытом треснувшей плиткой полу ванной комнаты, и вокруг его головы медленно растекалась лужа крови. В каком-то смысле Шустрику повезло больше, чем Ермолаю: на похоронах он мог хотя бы лежать в открытом гробу. А вот то, что осталось от головы Ермолая, могло напугать даже привычных ко всему патологоанатомов. Пуля, выпущенная с близкого расстояния из «тэтэшки», оставила от черепа лишь несколько осколков да нижнюю челюсть, очень напоминавшую улыбку чеширского кота из сказки про Алису в стране чудес. Оскаленные зубы были, а головы как не бывало.

Милицию вызвал кто-то из соседей, обеспокоенных звуками, напоминавшими выстрелы.

Наряд контрольно-постовой службы к месту происшествия прибыл лишь сорок минут спустя – скрипучий «уазик» заглох на каком-то перекрестке. Лишь долгими и упорными усилиями, с привлечением случайных прохожих автомобиль удалось вернуть к жизни.

Когда старший наряда с пистолетом в руке поднялся по лестнице, он увидел, что дверь в квартиру, о которой сигнализировали жильцы, приоткрыта. Оттуда не доносилось ни единого звука. Старший прижался к стене рядом с дверью, а его подчиненный с лычками младшего сержанта по команде «Вперед!» ворвался в квартиру. Жаль парнишку.

Когда старший наряда, благоразумно выждав несколько мгновений и не услышав треска пистолетных выстрелов, ворвался вовнутрь, его глазам предстала печальная картина. В дверном проеме, перегнувшись пополам, выронив на пол пистолет и держась руками за живот, стоял младший сержант. На его табельный «ПМ» извергались желто-зеленые потоки блевотины.

Глава 14

Когда Александр Кононов открыл глаза, часы на стене номера гостиницы показывали уже начало двенадцатого. Где-то за окном невидимый музыкант наигрывал на скрипке что-то до боли знакомое. Приоткрыв глаза, Кононов стал прислушиваться к мелодии.

«Господи, да это же „Эх, дороги…“. Но я не в России…»

Попытавшись встать, он дернулся и застонал от боли. Запястье его левой руки было приковано наручниками к маленькой деревянной резной ножке в нижней части подголовника кровати. Эта боль вернула Кононова к реальности. Она была суровой и горькой.

– Ну что, Саша, очнулся? – раздался голос охранника.

Соглядатай Кононова полулежал в кресле, вытянув перед собой ноги и прикрывшись сверху тонким одеялом.

– А ты, я смотрю, поспать любишь, – засмеялся он, позевывая. – Я тоже люблю, да вот на службе нельзя.

Кононов пытался повернуться и так и этак, но у него ничего не получалось. Стальная дужка наручников упрямо грызла руку.

Вообще-то охранник ошибся. Кононов никогда не был соней. Он считал сон совершенно непродуктивным занятием, более того – разлагающим человека, парализующим его волю. И тем не менее он проспал почти до полудня.

Все это произошло потому, что накануне, приковав его наручниками к кровати, охранник сделал ему укол. Что было в шприце, Кононов не знал, но сразу после укола он будто провалился в забытье. И вот только сейчас проснулся. В голове шумело, будто с похмелья. Но эта боль была еще терпимой. А вот браслет на руке…

– Я так и буду здесь лежать? – каким-то чужим сиплым голосом спросил Кононов.

– А что, есть другие предложения? – усмехнулся охранник, скидывая с себя одеяло. – Может, кофе в постель подать или девочек заказать? Тех двоих еще не забыл? Они бы не отказались.

Охранник встал с кресла, прошелся по комнате, разминая плечи и потряхивая ногами.

– Мне в туалет надо, – почти простонал Александр.

– Кстати, хорошая мысль. Ты пока поваляйся, а я скоро вернусь. Только без глупостей.

Охранник вытащил из-за спины спрятанный под майкой пистолет и продемонстрировал его Кононову.

– Если что, я в воздух стрелять не буду. Как минимум останешься калекой.

Он зашел в ванную комнату, оставив дверь за собой открытой. Кононов слышал, как льется в унитаз струя, слышал блаженные вздохи и покашливания.

Потом зашумела вода в сливном бачке. После этого охранник стал умываться, шумно фыркая и отдуваясь, прополоскал горло и принялся чистить зубы.

Кое-как сдвинувшись набок и перегнувшись пополам, Кононов свесил голову вниз.

– Черт, – прошептал он одними губами.

О том, чтобы воспользоваться таким удобным моментом и попытаться избавиться от наручников, не могло быть и речи. Форма резной деревянной ножки никак не позволяла надеяться на то, чтобы снять браслет.

Я не буду просить,
Я не буду рыдать.
Ты уходишь, ну что ж,
Расстаемся навеки…

Из ванной доносилось мурлыкающее пение.