Нелюбимый

— Что ты делаешь? — вдруг раздался вопрос за моей спиной, пока я, сидя на полу, вытирала горшки для цветов и аккуратно срезала пожелтевшие листочки.

— Решила немного убраться, — я подтянула на плече лямку джинсового комбинезона, в котором еще у родителей дома часто ходила и поднялась на ноги.

— Ты могла об этом попросить прислугу, собственно, поэтому они и получают зарплату.

— Мне не тяжело всё сделать самой, — я взглянула на Германа, он в руках держал какие-то пакеты и разложенную деревянную конструкцию, напоминающую мольберт.

— Это всё тебе, — объявил муж и вручил мне пакеты.

Я вопросительно посмотрела на него, затем глянула на содержимое пакетов. Краски, карандаши, ручки, фломастеры, кисточки и альбомы. Я ожидала всякого, но уж точно не этого.

— Спасибо, но зачем?

— Тебе нужно как следует подготовиться, — ответил Герман, аккуратно поставив в угол деревянные детали мольберта.

— Ничего не понимаю, — растерянно прошептала я.

— Вот, — муж вручил мне список. — Тут указано, какие работы ты должна подать до первого сентября, чтобы в комиссии их могли оценить и решить подходишь ты им или нет.

— Но, — я настолько была сбита с толку, что даже не могла нормально выразить свою мысль.

— Я договорился с деканом, — объяснил Герман. — Он ничего не обещает, но я смог его убедить дать тебе шанс. Если всё получится, то ты будешь заниматься тем, чем хочешь.

Я поставила пакеты на пол и секунду, поколебавшись, неуверенно, немного боясь, подошла к Герману ближе. Он перестал двигаться, замер на месте, удивленно наблюдая за мной. Привстав на цыпочки, я крепко обняла его за шею и поцеловала в щеку, немного колющую отросшей за день щетиной.

— Спасибо тебе большое. Это очень многое для меня значит, — абсолютно искренне произнесла я.

— Не за что, маленькая моя, — я почувствовала его улыбку и легкий поцелуй в ответ.

Отступление. Герман

Острые коленки, тонике бледные запястья, мягкая линия скул и эти родинки на шее, которые так и призывают поцеловать все разом и каждую по отдельности. Она уже была во мне, где-то глубоко в душе, в крови, в сердце. Трудно признавать то, что ты уже не ты, а твой привычный отлично сформированный мир вдруг дал трещину, через которую обильным потоком хлынули черно-золотистые лучи новой реальности.

Это должен был быть обычный брак по расчету, на выгодных условиях для двух сторон. Еще одна акция, которая в будущем может принести прибыль. Но что-то пошло не так. Стремительно, резко, будто снег в середине июля. Я был я, и в то же время уже абсолютно другой человек. Что она сделала? Почему я теперь такой? Сколько прошло времени? Несколько недель? Знаю, что яд обычно убивает почти что мгновенно, но мой яд, кажется, изощренным.

Сижу на краю кровати и просто смотрю на нее… Бледный свет луны, едва просачивающийся сквозь шторы, мягким бликом ложится на мерно вздымающуюся грудь. Рыжие, почти огненные волосы размелись по белой подушке. Красиво… Живописно.

Я не шевелюсь, совсем ничего не делаю, просто дышу и смотрю на нее. Иногда позволяю себе такую роскошь. Смешно, наверное, всё это, но я не смеюсь. Не получается. Она юная, жаждущая перемен, свободы, а я… Уже взрослый, устоявшийся. Пропасть длиной в вечность.

Знаю, что не любит и никогда не полюбит, но острое чувство эгоизма, первобытного желания сделать всё, чтобы она была только моей, отравляет сильней, чем моя любовь к Арине. Не знал, что бывает так… Просто увидел ее в день нашей свадьбы и некий щелчок в груди начал обратный отсчет.

Тонкие запястья, оплетенные ниточками вен, создают некий изысканный узор. Хочется поцеловать, осторожно, так, чтобы касания губ едва можно ощутить, но сдерживаю себя. Не надо это, глупо и как-то уже совсем по-детски. Так взрослые мужчины обычно себя не ведут, только если… Не влюблены. По-настоящему, не гонимые банальным сексуальным чувством, голодом, а подчиняющиеся голосу, идущему из груди чуть левее ее центра

Пора идти. Нужно сделать еще много дел, чтобы завтра нормально выступить на совете директоров, но ноги не слушаются. Прилагаю усилия, встаю. Она ворочается в кровати, переворачивается на бок и подкладывает одну ладонь под щеку. Всегда так делает, это что-то уже на уровне инстинктов.

Улыбаюсь осторожно, будто даже немая улыбка может нечаянно разбудить ее. Медленно подхожу ближе, склоняюсь, целую в висок и так же медленно ухожу из комнаты. Задерживаюсь на секунду на пороге, чтобы обернуться и коснуться взглядом острых коленок, тонких бледных запястий и мягкой линии скул. Это у меня уже тоже… на уровне инстинктов.

8

Между мной и Германом установилась некая связь. Она была тонкой, почти неощутимой, будто паутинка, но благодаря ей моя жизнь в доме мужа преобразилась. Стало легче дышать. Теперь я начала смотреть на Германа немного под другим углом. Сердце продолжало молчать, но в душе зародилось трепетное ощущение благодарности и уважения к этому человеку.