Некромантка 2

Она присела и коснулась темных пятен в границах круга, отдернула пальцы, нахмурившись, перевела взгляд на кинжал и уверенным рывком выдернула его из снега. Перед глазами пронеслась агония и страх худого мужчины, а потом все стихло, но только лишь для того, чтобы заново взорвать свой мир желанием крови и одиночества.

Имельда тихо выругалась. Круг был знаком ей, и она уже догадалась, в целом, что произошло.

— Дурак, — пробормотала она, глядя на кинжал и не дочерченный рисунок.

— Кто?

— Тот, кого мы вчера застали у Ивасьи.

— А что такое? Что случилось-то? Что это вообще такое на снегу-то?

— Его покусали, — она оторвала взгляд от кинжала, засунула его за пояс и повернулась к Турцелу, договаривая, — Вурдалаки. — Мужчина сглотнул. — А это один из ритуальных кругов. Таким обычно защищают окружающих от того, что внутри. «Обратной печать», — соизволила пояснить, высматривая опасность вокруг и что-то обдумывая, — Турцел, тащи сюда его суму. — Имельда принялась стирать с дороги бесполезный круг и пятна грязной крови. Мужчина приволок с обочины вещь-мешок. Имельда покопалась в нем. В основном одежда, тряпочные кульки с травами, ритуальная атрибутика, косточки животных, свечи с мелом… Стандартный, в общем-то, набор некроманта. Даже, можно сказать, деревенский. А вот один из мешочков — кожаный — ее заинтересовал.

Она отдала вещи Турцелу, который больше всех нуждался в них, так как своего ничего у него не осталось после крушения. И даже этому скарбу, можно сказать, с мертвеца, с нечисти, он был рад.

Имельда развязала крепкую тесьму и развернула кусок дубленой кожи. С хмурым удивлением она уставилась на горсть зубов. Они были разных размеров, но все коренные. Скривив губы, она поковырялась в них, едва касаясь, указательным пальцем. Зубы были по большей части детские, что еще больше делало находку мерзкой. И, что удивительно, все целые, не тронутые болезнями или чернью. Было ясно, что зубы выпадали не сами, их выдирали у детей специально…

Имельда закрыла глаза, переводя дух. Сжала мешочек в руке. Чем бы ни занимался этот некромант, с очень большой натяжкой его можно было назвать официальным работником. Он занимался чем-то запрещенным, потому что детские коренные зубы не фигурировали ни в одном разрешенном официальными органами ритуале. Девушка стянула мешочек обратно тесемкой, но выкидывать не стала. Какой бы мерзкой эта находка ни была, ее ценность было сложно описать. Такие ингредиенты добывались лишь на черных рынках.

Его и остальную атрибутику она переложила к себе, так как мужчинам и уж тем более обратившемуся некроманту, она была ни к чему, а ей как раз могла пригодиться. Они отправились в путь, значительно ускорив темп. До деревни было не так уж далеко. Имельде не приходилось тратить силы на расчистку дороги, и, когда до заката оставалось не больше пары часов, а деревня вот-вот должна была показаться, Имельда вдруг почувствовала эту ни с чем не сравнимую вонь и веяние знакомой мертвой силы. Она ускорила шаг, а вскоре и вовсе перешла на бег. Деревня показалась из-за поворота, девушка чуть не споткнулась, остановившись как вкопанная.

— О, хоспаде… — запыхавшись, выпалил Турцел, остановившись рядом с некроманткой. С другой стороны встал Мару. Все втроём они смотрели на то, что некогда было небольшой деревенькой, а сейчас стало тем, что только отдаленно ее напоминало.

Разваленные заборы, украшенные разводами крови и чьими-то внутренностями, чьи-то избы горели до сих пор, чьи-то успели прогореть и сейчас только тоскливо тлели, исторгая дым к темнеющему небу. Тут и там валялись изодранные псы и домашний скот.

Деревня была не больше двадцати домов, и все они были пусты, темны и хранили гробовое молчание. Ни крика, ни слова, ни стона, ни звука. Ничего. Только треск горящих домов и тлеющих построек. На улице было не очень морозно и поэтому дым стелился над деревней и лесом, ее окружавшим. Снег был окрашен в алое, в воздухе стоял отчетливый запах металла и гари.

Троица в нерешительности ступила на оскверненную территорию. Мару и Турцел видели только то, что могли поведать им их глаза, но и этой картины хватало с излишком. Имельда плелась где-то за ними, чувствуя каждой клеточкой тела ту агонию, что разверзлась здесь прошлой ночью. Люди бегали, суетились, падали и топтали друг друга. Женские визги, мужские крики, детский плач…

Имельда не выдержала и опустилась на грязный снег, упираясь в него шестом и почти повисла на нем. Мощное чувство дежавю захлестнуло ее. Воспоминания о далеком прошлом смешивались с картинами прошедшей ночи и настоящим мгновением, накладываясь друг на друга, перемешиваясь и соединяясь в какого-то чудовищного мысленно-эмоционального выродка.