Некромантия. Практическое пособие

— Мика, я уже говорил. Не смей себя винить. Ясен виноват, не ты.

— Не я, но почему так больно и обидно, и горько? И я ведь до последнего думала о нем куда хуже, чем было на самом деле.

— Это пройдет, — уверенно заявил Мар, вынул бокал у меня из рук и притянул к себе. Обнял, овеяв леденцовым запахом, жарко подышал в волосы. Стало спокойно и неспокойно одновременно.

— Но ведь догадаются же…

— Возможно, когда-нибудь. Но умный промолчит, а глупому веры нет.

Отстранился, убрал волосы со спины, открывая шею, провел пальцами по груди и вверх едва касаясь кожи, обхватил ладонью снизу под подбородком и горячим влажным языком прошелся по торчащим над спущенным воротом рубашки позвонкам.

— Мар, — застонала я от пронзившего тело острого приступа желания.

— Шшш, — он коснулся пальцами моих губ, удерживая очередной стон, — как считаешь, здесь достаточно темно, чтобы показать могущество?

Глава 13

Потом мы и не виделись. Он даже не позвонил ни разу и сообщений не прислал ни одного. Ну и я не стала. Меня жаба давила писать первой. Больше недели. До вечера после вручения диплома.

Само вручение прошло в тихой камерной обстановке. До этого, под чутким Холинским руководством и неумолимым взором я собственноручно заполнила все бланки, собрала в кучу вместе с дневником и отослала на кафедру. Спустя неделю пришло извещение. Я отправилась в Академию, где магистр Йорд вручил мне долгожданное, отечески хлопнул по плечу и, смахнув скупую слезу, выдавил что-то про недорассмотренные в процессе обучения таланты. Размышляя над сказанным, я направилась было домой, но на выходе из двери альма-матер меня едва не сшиб Стефен.

Опознав то, что попало ему в руки, он озарился счастливой улыбкой и, на радостях лишившись остатка мозгов, полез ко мне в декольте. За что тут же огреб. Не размениваясь на магию, я по-простому двинула ему в ноздри.

— Ой, ты чего? — прогудел парень, зажимая стукнутое.

— Вообще офонарел?! Куда грабли суешь?

— Эээ, Луци, прости, золотко! У меня затмение случилось, как я его увидел.

— Кого “его”? — опешила я.

— Да камень этот! Вон, в подвеске у тебя. — Стефен издалека и осторожненько показал пальцем на выглядывающий в вырезе ключ и венчающий его камень с зеленой риской. К слову, камень являл свое истинное лицо точно так же, как у меня некоторые заклинания работали — в совершенно непредсказуемом режиме.

— А подробнее?

— Это все Нику, чтоб ему встать. Всю плеш мне этими камнями проел. Даже работу заставил писать по артефактам-усилителям, хотя изначально я по сопряжению начинал. Ему в голову стрельнуло, а мне отдувайся. А про этот вот твой, вообще нудел, не переставая, мол, какая это редкостная редкость и ценная ценность, и что пропал, и где поискать можно.

— Искал? — мрачно спросила я тут же соотнеся все неурочные и непонятные визиты Стефена ко мне и его внезапную страсть к общению.

— Искал, — признался стервь и сожаления в голосе не было ни капли. — Только теперь не буду.

— Потому что нашел?

— Потому что на кой оно мне надо. Я теперь, вроде как, наследник, по праву ученичества. Все его разработки и проекты… много всего. Только, оно такое… с душком. Инквизиция все изъяла. Но сумма компенсации меня вполне устроила. Хочешь, пойдем твой диплом отметим? По старой памяти?

— Могу превентивно вообще всякой памяти лишить.

— Да понял я, понял, — похабно заулыбался он, косясь на артефакт Мара на моей руке. — Еще тогда, перед Вельтиной свадьбой, у ресторана. Все парни тебя недотепой считали, а ты вон, Холина себе отхватила. У него теперь целый фонд и прочего добра лопатой греби.

— Вот и греби, — резюмировала я.

Стефен, почуяв в моем голосе признаки апокалипсиса, ретировался. Домой я явилась мрачная, как разбуженный раньше девяти некромант, а вместо желанного спокойствия и тишины для “подумать” обнаружила тот самый апокалипсис.

Приглашенные слуги носились подстреленными гоблинами, холл напоминал цыканский табор на расквартировке. Спешно драилось недодраенное и натиралось недонатертое, от бликов на сверкающих поверхностях в глазах мотались пятна. Со стороны кухни доносился зычный голос Годицы, шпыняющей помощницу, которую так у нас и оставили, и еще кого-то, потому что обращалась полуорка к жертвам исключительно во множественном числе, а приступами вежливости никогда особенно не страдала.

Папа, сидящий за столиком в кресле, был в этом первозданном хаосе монументом спокойствия. Спокойствие объяснялось графинчиком, рюмочкой, чашкой свежесваренного кофе и планшетом, открытым на новостной странице.

— По какому поводу бедлам? Решили же не устраивать оваций и песнопений в мою честь.

— Мы решили, мы и не устраиваем. Это дивные гости решили вдруг тебя вниманием почтить. Только ума не приложу, с чего бы. И так, и сяк, ситуацию рассмотрел, а на поверку все равно дурь одна.

— Не дурь, а интуиция, — привычно поправила я. — Па, а дом Эфар претензий не слал и договор обратно не требовал?

— Нет. А есть за что? — приподнял бровь па. — В очередной раз наступила Эфарелю на самолюбие, и его тонкая душевная организация наконец не выдержала?