Осси не знала даже, что думать. Слишком уж много неожиданностей несло в себе известие, что тип, который оказался не по зубам местному некромансеру вкупе с вызванной на подмогу ларонной, есть никто иной, как давешний ее знакомый, посетивший ее несколько дней назад.
Леди Кай хорошо помнила тот вечер, звуки клавесина, и неожиданное предложение незнакомца невесть как оказавшегося в ее доме. Еще бы не помнить — редко кто приходит по ночам с предложением кинуть Орден Лэшш и при этом не только не выглядит обеспокоенным, но и… Но и вообще никак не выглядит, потому что очень удачно и умело умудряется скрывать свое лицо в тени, а фигуру в складках широкой накидки…
Так что вечер-то Осси помнила, но это, собственно, и все — про посетителя своего она мало, что могла сказать, и сравнить с описанием, которое дала Ришша тоже не могла. Да и описание было, честно говоря, так себе… Средних лет, немного седины на висках и единственная, можно сказать, выделяющаяся деталь — хищный, немного крючковатый нос. Остальное — как у всех: две руки, две ноги, голова… Под такое описание любой подойдет… Но Осси отчего-то была уверена — это он! Хоть режьте, хоть на костре жгите — он, и все тут!
Правда от уверенности такой становилось только хуже, и Хода со своим предложением валить, была, наверное, более чем права. Валить, правда, поздно было. Тем более, если он все наперед знал, то тут вали — не вали, а исход один будет…
К сказанному Ришша добавить ничего больше не могла, и теперь тема действительно была исчерпана. Но новые знания она все-таки преумножила, а с ними, соответственно, и новые печали. Как всегда…
– Ладно, — Осси спрыгнула с парапета. — Бог с ним! Давай, начнем что ли… А то, так и просидим тут до утра. Пошли.
Повторять и упрашивать ларонну было не надо — на предложение начать Ришша откликнулась моментально. И то понятно — ожидание для нее и так уже слишком затянулось. А, откликнувшись, она тут же спрятала гребень в складках платья и спрыгнула вслед. Да так удачно, что прямо на Осси.
Мягким черным ветром взметнулись волосы ларонны, задев леди Кай по лицу и приоткрыв белую, как мрамор, и нежную, как шелк, шею плакальщицы. Пьянящий запах бархатистой кожи, под которой бурлила терпким соком молодая сильная кровь, ударил по ноздрям, сводя Осси с ума и разбивая вдребезги баррикады запретов, удерживающих взаперти ее новое сумеречное сознание…
Мир полыхнул обжигающей радугой, и в мгновение ока острые сильные клыки вампирши впились в неосторожно подставленную шею Ришши, проникая все глубже в отчаянной попытке добраться до родника жизни…
И тогда грянул гром.
Рвущий сознание и раздирающий душу удар родился где-то внутри, в глубине и устремился наружу сквозь слабую плоть и запоздалое сожаление. Сами собой разжались клыки, только-только добравшиеся до желанной цели, и мир содрогнулся от чудовищного раската.
Осси даже сообразить ничего не успела, как уже лежала на земле, пролетев с десяток шагов и сильно ударившись головой о выступ стены.
Второе открытие, последовавшее сразу же за первым, было не менее неприятным — она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Тело ее было сковано некой силой, обездвижившей ее целиком и полностью, и все что ей было оставлено и дозволено, это — ворочать по сторонам глазами. Не так уж и много, если подумать…
Мир вокруг был размыт, все время норовил опрокинуться и медленно вращался. И центром этого вращения, — то есть, осью этого нового и такого неустойчивого мира — была Ришша.
Она стояла перед фонтаном. Иначе говоря, где была — там и стояла, только вот узнать ее было трудно. И честно говоря, если бы не белоснежное ее платье, отороченное простеньким деревенским кружевом, то и вовсе — невозможно.
Огромные, и как всегда широко распахнутые глаза плакальщицы были мутны и окрашены кровью, а волосы, которые она старательно укладывала не одну сотню лет, растрепаны и всклокочены. При этом они бились по воздуху, будто в лицо ларонне непрерывно дул ураган средней силы. Но даже, если и так, то это ей ничуть, похоже, не мешало.
Она твердо стояла на ногах, гордо вскинув голову и замерев в позе фехтовальщика, безукоризненности которой позавидовал бы самый старательный гвардеец Его Величества — одна нога выставлена на полшага и чуть согнута в колене, вторая — отнесена назад, левая рука занесена над головой эдаким естественным балансиром, а правая выкинута вперед, будто в уколе шпагой. Вот только шпаги никакой у плакальщицы не было и в помине, зато широко растопыренные пальцы ее курились чем-то непонятным. Будто дымок от них шел…
И что это были за пальцы!