Некромант-самоучка, или форменное безобразие

— Простите. — Я подняла руку, прервав заунывный речитатив магистра, и осеклась под его колючим взглядом.

— Что вы хотели, кадет?

— Спросить.

— Слушаю. — Стоявший ранее вполоборота ко мне, он теперь повернулся полностью. — Говорите.

— Вы только что сказали, что амебы во время спаривания поедают друг друга. — Произнесла я то, что, выбивалось из реальности. — Но это невозможно, они перерабатывают лишь энергию. Вся прочая… пища приводит к смерти. И если опираться на ваши слова, то получается, что их вид уже давным-давно должен был погибнуть.

— Пять за внимательность вы уже заработали, кадет. Хвалю. — Уголок его рта скривился, пальцы сложились домиком. — И по глазам вижу, что замечание у вас не одно. Хотите что-то еще добавить?

— Да. Первое: заразить одну низшую нежить другой крайне сложно. У них на себе подобных нюх. Не удивляйтесь. Это было проверено опытным путем мною лично, в борьбе со слизнями тлена, — ответила я на скептический взгляд магистра. Не хотели, гады, заразиться, ну никак. — Второе: предположение о том, что шипастых псов можно приручить через кровососущего слепня, весьма спорно.

— И почему же?

— Потому, что кто-то из двух контактирующих должен быть максимально истощен. А добиться подобного невероятно сложно. Паразит издохнет раньше, чем его привьют, а шипастые…

— Могут быть беспомощными лишь в первые секунды после рождения, в которые их слепо защищает мать, — добавила Олли.

— Да, — подхватила я. — И здесь заключается третья загвоздка. Даже загодя для подобного эксперимента беременную псину из шипастых поймать невозможно, ради спасения потомства самки прячутся глубоко в горных пещерах.

— Понимаю, — как-то совсем уж ласково произнес Крохен и обманчиво нежно поинтересовался теперь у нас обеих: — Это все?

— Нет! — Я радостно выдохнула, подошла очередь невозможного. — Вы сказали, что в лаборатории есть усыпленный иллюзионом осьминог, а потом сообщили, что для сохранения результатов он был вами заморожен несколько лет назад! — Произнесла я это настолько восторженно, что ни он, ни мои одногруппники и предположить не могли следующего вопроса: — Но скажите, о каких результатах может идти речь, если паразита в живых уже нет.

— И почему? — блеснул глазами магистр.

— Потому что если это был самец иллюзиона, то он уже умер, а если самка…

— То она давно спит! Ведь самка в неблагоприятных условиях прячется в зиготу, — обрадовалась моей и своей догадке Олли и схватила меня за руку. — Так?

— Почти.

— Если сможете это доказать, я освобожу вас от лабораторной, — после некоторых размышлений предложил магистр. — А если не справитесь, будете убираться в лаборатории последующие три месяца.

— Но… — Я не успела сказать, о том, что проще отказаться, а Кудряшка уже заверила: «Сможем!» и потянула меня в сторону морозильных камер, приговаривая:

— А если не сможем — не беда!

— Почему? — спросила несмело, что-то опять мне не нравилась ее позитивность. Неужели ее не пугает перспектива уборки?

— Потому что я наконец-то, наконец-то на него посмотрю! На этого морского гада… Ух! — выдохнула она, сжимая мою руку сильнее, так словно бы никогда с осьминогами не сталкивалась. Я оглянулась и поняла, что с ним не сталкивалась и вся наша группа, неотступно следующая позади. И в топоте их ног слова старосты становились почти не слышны. — … Жаль, я не видела, как он наградил моего брата шрамом… и проболела в тот день, когда осьминог сбежал… Из бассейна! Представляешь?

— Нет.

— Ну, ничего. Сейчас ты увидишь, обомлеешь и представишь! — заверила она, заведя меня за угол под прозрачный купол самой большой из морозильных камер.

А я шла следом за ней по тускло освещенным коридорам подвального уровня и не могла понять, при чем тут бассейн и шрамы на теле оборотня-дракона и что значит — сбежал? Подопытный зверь, будь он хоть с восьмью ногами, никак не может преодолеть барьер сдерживающего заклинания на аквариуме и уж тем более наградить кого-то ожогом. Маленькие особи на это не спосо…

— Мамочки! — Мой испуганный возглас заставил группу скривиться, а магистра широко улыбнуться.

Сине-зеленый монстр, застывший во льду стеклянного бассейна морозильной камеры, был не просто большим, он был огромным. Настоящий спрут, и отнюдь не осьминожек. Его голова размером превышала двухэтажный дом моего отца, щупальца определенно охватили бы всю нашу деревеньку, а глаз был столь велик, что в нем целиком умещалось отражение сжавшейся меня и восторженно приникшей к стеклу Олли.

— Ах, вот ты какой, Хаггвар! — усмехнулась она. — Красавец!

— Жутик, — не согласилась я и посмотрела на магистра.

Он стоял с группой в десяти шагах от нас и наслаждался моей оторопью. Крохен был явно уверен в трехмесячной чистоте лабораторных полов, и винить его в этом я не могла. Предполагая, что осьминог не больше кошки, я была уверена, что разморожу его и, разбудив, опытным путем докажу свою правоту. Но когда он такой…

— Что делать будем? — вклинилась в мои сомнения Крэббас и тряхнула кудрявой головой. — Какие-нибудь предложения есть?