Некромант

Море вздымается чёрной стеной,

Мчится на берег.

Пожраны будут свирепой волной

Люди и звери.

Солнечный свет исчезает с небес,

Падают звёзды.

Море сметает посевы и лес,

Крыши и гнёзда.

Тщетно у прежних его берегов

Ветер ярится.

В небе, окрашенном кровью Богов,

Тают зарницы.

Если вздымается чёрной стеной

Древнее море,

Есть ли заступник юдоли земной?

Кто с ним поспорит?

Встань же, хозяин высоких палат,

Вытяни руку!

Целым вели возвратиться назад

Смертному внуку!

Да не проснётся чудовищный Змей

В тёмной пучине!

Гладко стелись перед лодкой моей,

Путь лебединый!

В трактире тихо-тихо, только на кухне гремит сковородами запалившаяся от работы кухарка, да на улице прогромыхает огромными колесами по булыжной мостовой фура ломовика. Пахнет жареным мясом, пролитым пивом, пОтом разгоряченных мужских тел и смазанной рыбьим жиром кожей сапог и безрукавок, обшитых стальными кольцами. Огромные, сильные, жестокие люди под воздействием музыки превращаются в наивных детей, жаждущих красоты и сказки. Наверное, я сейчас сродни сказочнику-фантасту, погружающему человека в мир его грез, уводящему туда, где сбываются мечты…

Когда закончил, секунд пять царила не прерываемая ничем тишина, потом зал взревел. Люди стучали по столешницам (тут это заменяло аплодисменты), вопили, потрясали в воздухе кулаками — только что не свистели от полноты чувств. Ибо у моряков свист считается дурной приметой, приносящей неудачи и вызывающей шторм. А тут ведь как минимум половина посетителей моряки, трактир располагается возле порта, так что нет ничего в этом удивительного. «Якорь» — он и есть якорь. Вышел с корабля, и зацепился за берег. Пока снова не пришло время сдаваться на милость повелителя глубин, Большого Змея.

Слова баллады точно соответствуют верованиям покорителей океана — по их представлениям, где-то на огромной глубине живет Большой Змей, именно он правит всеми морями. И когда Змей просыпается от своей спячки — а бОльшее время в году он спокойно спит на дне — тогда и гибнут суда, тогда и упокаиваются в желудке Змея несчастные мореплаватели, оказавшееся не в том месте не в то время. Ведь Змею надо чем-то питаться? А что может быть вкуснее, чем просоленное, пропитанное пивом мясо корабела?

— Еще! Еще давай!

И дождь из монет. Хороший такой дождь. Меня любят, мне хорошо набрасывают монеток. И плевать им, что я ворк — человек из ненавидимого, гонимого имперцами племени. Моряки сами гонимы, и сами отвержены — как и я, как и тысячи мне подобных. Им ли меня ненавидеть?

Я снова наигрываю, задумавшись, и даже не попытавшись собрать монеты, которые раскатились по всей сцене. Успею собрать. Никто их не возьмет. А если все-таки одна-другая монетка пропадет, попавшись под руку усталой шлюхе, или замотанной беготней подавальщице — так и пускай. Значит, им больше было нужно, чем мне. Я не обеднею. У меня счет в банке, я курсант магической Академии на полном обеспечении, и музыка для меня только развлечение. Потому…попросит — я и сам подарю эти деньги. Нет, не альтруист, и не дурак. Просто…не жри один — не то подавишься.

Кому велит божественная милость

К закату дня трубить в победный рог?

Мой друг сказал: «Сегодня мама снилась.

Она звала — я сдвинуться не мог.

Смотрю, совсем состарилась в разлуке,

И голос так отчаянно дрожал…

Она ко мне протягивала руки,

А я копьём испоротый лежал.

Наверно, сгину в нынешнем сраженье.

В кровавый снег поникну не дыша…»

На языке застыли возраженья.

Я слушал друга — и рвалась душа.

Всё восстаёт, противится и ропщет,

Когда по детям плачут старики!

Ведь это нам родителей усопших

На берегу Черной реки

И провожать, и обещать — догоним…

Всему на свете должен быть черёд!

Тут я поклялся: смерть его не тронет.

Пускай меня сначала заберёт!

…А сеча вправду выдалась жестокой.

Израненные падали без сил.

Того копья не уловил я оком.

Почувствовал… и друга заслонил.

И клич гремел. И знамя устояло.

За истребленьем вражеских полков,

За тем, как снег окрашивался алым,

Я наблюдал уже из облаков.

Над полем славы медленно темнело.

Оставшись жить погибели назло,

Мой друг увидел стынущее тело,

Перевернул, сказал: «Не повезло…»

Потом он шёл — усталый победитель.

Мой щит и шлем качались на ремне.

Дождётся мать. Не оборвутся нити.

Живи, мой брат. И помни обо мне.

Молчание. Потом рев, потом крики…все, как всегда. Я впитываю эмоции людей, я наслаждаюсь ими!

Наверное — я эмоциональный вампир. Как вероятно и большинство из музыкантов, певцов. Иначе зачем они это все делают? Просто для того, чтобы колебать воздух? Всего лишь зарабатывать деньги? Нет. Нам нужно именно это — рев толпы, поклонение, нам нужна ЛЮБОВЬ! Возможно, мы недополучили ее в детстве, а может быть мы просто ненасытны, как волки, всегда алчущие крови. Мы питаемся любовью, мы сосем ее, как материнское молоко — такое сладкое, и такое желанное. В эти моменты я тоже люблю. Весь мир! Всех, кто любит меня. И забываю о том, что в мире еще столько плохого, столько гадкого и грязного…

Нет преграды лунным лучам,

Что блестят на волчьих зубах!

Плохо спится нашим мечам,

Помнящим, как сеяли страх!

Голос рога в море лужён.

Порвана кольчуга не раз.

Помнишь, брат, как берег чужой