Любое оскорбление, нанесенное весталке, каралось смертью. Впереди весталки шел ликтор, как перед важным сановником. Приговоренный к смерти немедленно освобождался, если по дороге на казнь ему встречалась весталка. Позже весталка только имела право помиловать осужденного, накрывая его голову своей одеждой. Но в этом случае весталка должна была поклясться, что встреча эта произошла случайно и тем самым в этой встрече проявилась воля богов.
Задолго до христианства язычники установили культ девственности: весталки должны были строго хранить девственность, за потерю которой весталку закапывали живьем. Рим не мог брать на себя такой грех, как лишение пищи весталки, поэтому в могилу ей ставили пищу и воду на один день, после чего вход в могилу разравнивался. А соблазнителя весталки засекали до смерти.
По истечении 30 лет службы Весте весталка могла выйти замуж, но существовало поверье, что брак с весталкой всегда несчастлив. К тому же, выходя замуж, бывшая весталка теряла свой почетный статус и становилась обычной матроной. Большинство весталок и не выходили замуж, даже получая такое право.
Так вот: раз в году, 9 июня, римлянки гасили огонь в своих очагах, и приносили новый огонь из храма Весты. Домашний огонь в доме римлянина становился частичкой вечного священного огня.
У славян не было культа Весты, связанного с Венерой, но есть предположение, что и у славян на капищах горел священный огонь, который разносили по домам раз в году. Это только предположение, но точно известно — раз в году огонь в очаге гасили, и разжигали новый самым древнейшим способом — трением. Не высекая искры ударами друг о друга кремней, или кремня о железо, а методом «огненного плуга», стремительным трением друг о друга сухих палочек. Помогал в этом нелегком деле порох — сухая-пресухая пыль, сделанная из березового гриба — чаги.
Вошедший в избу клал руки на камни печи — жилища огня. Тем самым он здоровался не только с хозяевами, но и с охранявшими дом мелкими богами, и с самым важным из них — огнем. После этого жеста невозможно было нанести вред хозяину дома. Клятва на прокаленных камнях считалась почти такой же сильной, как клятва землей.
Клянешься, охватывая камни очага — огонь становится свидетелем.
Во время «божьего суда» обвиняемый брал в руки кусок раскаленного в костре железа или клал руку в костер. По силе ожогов определяли — виновен ли человек, или его оговорили. Виноватого, нарушителя божественных законов, огонь не брал, — не хотел есть его тела. Чем сильнее ожог — тем ты угоднее Огню. Значит, тем менее виновен.
Огонь кормили и жертвами: жертвенными животными, растениями, рыбой. Случалось, приносили в жертву и людей. Первоначально жертвами становились вовсе не преступники и не пленные, а как раз самые лучшие, самые достойные люди рода и племени… Те, чью плоть священный огонь пожирал с особенным удовольствием. Стать жертвой было в высшей степени почетно.
Славяне знали о существовании моря, но и Балтика, и Черное море находились на самой дальней периферии их мира. Южные славяне плавали по морям, новгородцы освоили мореходство не хуже скандинавов… Но в целом море оставалось для восточных славян практически незнакомым ландшафтом.
Тем удивительнее, что у них, как и у всех потомков древнеевропейцев, было представление о морском царе. Облик этого громадного человекоподобного существа, Морского Царя, очень напоминает и образ греческого Посейдона, и скандинавского бога Ньёрда — бога ветра и морской стихии. Ньёрд жил на небе, в Асгарде, но вместе с тем — у моря. Его жена, богиня-охотница (чем-то напоминавшая охотницу Артемиду у греков), не смогла жить с ним у моря, потому что ее будили крики чаек. Она любила горы и волков, охотилась вместе с волками. Поэтому супруги девять суток живут в жилище Ньёрда — Ноатуне («корабельном дворе»), а потом столько же и столько же в Трюмхейме, в горах.
Скандинавы не знали таких подробностей о личной жизни Ньёрда, но Морской Царь славян имел 12 дочерей. Обитал он не где-нибудь, а в океане у острова, на котором шумел Вырий. В целом образ морского бога у славян не такой детализированный, как у скандинавов и тем более у древних греков. Но прообраз явно тот же самый.
Божества рек у славян в основном женские. Реки и ручьи имел своих покровительниц, которые очень напоминали нимф и наяд. Поздние романтики сделали божества рек очень милыми и приятными созданиями, но предки думали иначе. Женские божества рек требовали жертв — причем именно мальчиков и мужчин. Они умели заманивать их своим прекрасным пением, — в этом отношении они больше походили на греческих сирен и на некоторых кельтских фей, а также на русалок.
Сегодня русалок изображают с рыбьими хвостами, как древнегреческих сирен. Но такой образ родился только у морских народов. И славянская русалка, и германская ундина — человекоподобны, у них обычные человеческие ноги.
Интересно, что в Англии различают западноевропейских «русалок», —