Некоторые виды размножаются пиздежом

За окном темнеет и начинается дождь. «Продиджи» наяривают монотонный инструментал «Трюк» и я удобно выпадаю на диване, сплетая из каких-то ниток маленькую колыбель. Тип прибегает, убегает, приходит его кореш – Гена, кстати говоря; я сажусь и мы с Геной начинаем базар о погоде, о дожде, взявшемся хер знает откуда. Через спрессованный ком движений и слов я прорываюсь в синтетический мир реальности и пью чай с лимонником. Мне привставляет, особенно, когда Гена раскумаривается хорошим драпом, который подсуетил мой тип… прикинь, нездоровые фурроры, типа ты заебал бегать туда-сюда, мен на мак, мандюки ёбаные, сука, блядь, за драп по двенадцать корабль, сука, с такой вознёй, бляди…

– Да ладно, не грузи, – отвечает Гена и выпускает большой столб дыма. – Драп нехуёвый.

– Ну ни хуя себе, – мой тип еще вспоминает прошлое. – С такими раскладами, я бы взял лучше у Фомы. Он мне пятёрку должен… (Я сижу молча и слушаю…)

– А вы уже вмазались? – Гена крутит пятку. – Чё ты суетишься, взял же. (Лицо Гены меняется, отекая вниз и расслабляясь, глаза ползут в стороны – мелькает морда рептилии… крокодил… самодовольный бандюга…)

– На кишку кинули, – тип смотрит на меня, но всё же отказывается сказать нечто вроде «а это – уматовый кадр, приехал, философ метафизического слова, грузит шо экскаватор». Тип немного боится Гену, но я вижу крокодила насквозь. Боятся не таких, как он, но множественного их числа – шоблы, компании, тупого дворового клана гангстеров-дебилов, в сущности таких милых, простых ребятишек, которые и могут-то в жизни всего – отпиздить тебя или по максимальной глупости – убить. И раскумаривается всё их мясо с трети моего дозняка, потому что мозги ни хуя не работают, хоть вагон дряни в них захерячь.

– Так вот, – продолжаю я. – Каждому не разжуёшь, народу дохуища. Значит надо во-первых: или придумать, как это сделать сразу всем, типа – прикол с властью. Но власть – это инициация, ну, в смысле тебя она ме-ня-ет.

– Меня она те-бя-ет, – тип прихлёбывает чай.

– Совершенно верно, – я мельком взираю на Гену, он тупо слушает, музыка сама собой делается громче, дождь за окном совсем охуел и ревёт, как лось без лосихи. – Во-вторых: если все людишки – это одна родовая сеть, то можно найти способ, чтобы запускать своё отражение по каналам этой самой общей памяти. Типа, ты вдруг вспоминаешь то, чего вроде никогда не знал. Это может быть во сне, в бреду, под приходом или на обычняке – без разницы, если это, в натуре, может быть. По цепи памяти, как электрический импульс. Так и с оргазмом, ты кончаешь и получаешь удовольствие и одновременно воспоминание о нём. Мы же не можем кончать всю дорогу ежесекундно, для этого есть непрерывность памяти. Знаешь же это, когда ебёшь бабу в первый раз, о матери как-то и не помнишь. Типа, просто – занимаешься любовью, по-настоящему. Хуй, Пизда, Ебля. Но ведь все мы любим свою мать, мы из неё вылезли и питались её молоком. Неужели нет памяти об этой родной, буквально твоей Пизде? Всё это есть у нас внутри, у всех. Сам понимаешь, мы даже материмся этими воспоминаниями. И Хуй тоже здесь, туда-сюда, хопа! – спустил и покатили зародыши. У зверей (я глянул Гене в лицо, он втыкал, как слепая горилла…) всё прёт напрямую. Это общая память – и есть сеть, куда можно запускать буквально самого себя. Прикинь, какой тупой и странный прикол, да??? (Пауза… Мы молчим…)

Гена встаёт и собирается уходить. Пригрузился до отвращения.

– Там же дождь, – иронично бросает тип. – Пойдёшь что ль?

– Та мне надо, – Гена с вынужденным презрением суёт мне вялую пятерню, знак бессилия и непонятной глубокой злобы, я очень вяло пожимаю его лапу, дождь гремит, музыка подыхает в конвульсиях ритма, я разогнан и мир сквозит мимо меня, как в поезде, идущем за пизду, в хуй знает куда, дальше, чем домой.

Тип возвращается и вяло предлагает курнуть, хотя в его глазах теплится знакомый огонь внимательного возбуждения.

– Потом, – отмахиваюсь я.

– Пиздострадатель подъебнулся! – радостно заявляет тип и начинает что-то искать, перекладывать, шуровать под столом и шкафом.

– Не понял, ты о чём? – я встаю с дивана.

– А-а, так.

– Я пойду на балкон, – ноги резиновые и мягкие, чуть скрипят. – Там навес есть?

– Есть, иди.. И-и-и-и-и-и-д!…