– К примеру, чем ты для меня не зеркало, и литератор, кореш мой? Есть моментальное отражение, есть внутреннее – это вроде как образ. Ну, да, да, и я для тебя тоже зеркало, это всё ясно. Просто я взял отражение, как принцип – а зеркалом может быть вода, полировка, стекло оконное, там, глаз человеческий и вообще сознание, эта нематериальная жидкость, прикинь, течёт прямо из матки ручеёк и до самой могилы парится со всякими отражениями, страдает, его глючит, его кто-то грузит, прессует, он попадает куда-то, вся хуйня эта, под названием жизнь. Отражение в сознании – это крутая фишка, потому что в сознании есть часть памяти, той самой, когда автоматом живёшь и как бы всё знаешь наперёд. Потому что сознание западает по всякому увиденному отражению на всю жизнь. Это память без конца и края, я когда въехал в это дело, я прихуел, отвечаю тебе, братан, посмотри на меня, ты говоришь «не гони», но я не гоню, это всё хуярит на автомате, и сознанием управляю Я. (Пауза… тип опускает горящие глаза, он чем-то недоволен… я знаю чем и знаю, как выкрутиться – именно автоматом, мой любимый средний читатель…)
– Ты? – наконец отзывается тип и лыбится, уже как-то кисло. – Та ты чё!
– Я. То самое, что у всех катит за его Я. Его – Эго, хуё-моё, я же говорю, оно одно на всех. Чисто, Я как кто-то один. А может это Господь Бог? Ты, как – верующий?
– Не знаю.
– Ясно. Слышал о перерождениях, как ты был раньше рыбой, или деревом, или самаркандским эмиром, типа весь в гашише и кальянах? Но этого же мы не помним! (Я перехожу на охуевший высокочастотный шёпот… тип, садится на колени и смотрит на меня, кивая головой…) Ни я, ни ты. Но зачем это придумали? Многие ведутся и – начинают вспоминать. Одной бабе вспомнилось, как она была мартышкой в прошлой жизни, – да-да, это такое удивительное ощущение, ты маленькая гибкая обезьянка где-то в Голубом Ниле, и тебя ебёт крокодил.
– Гена, – кивнул тип уверенно, вспомнив что-то своё.
– Кстати, у животных нет конкретного Я. У них, видимо, супер-общак в этом смысле, потому в вопросах еды и ебли – каждый сам за себя. Так вот, сотни, а может и тысячи ведутся на протирки о перерождениях и вспоминают! Какая нахуй разница – было или не было, ебля в ниле или вздрочка на айсберге – ты уже помнишь это и пиздец! Ну, так ведь?
– Так это прогон! – тип решает возместить количество выслушанного количеством сказанного, я, улыбаясь, слушаю. – Это прогон и провокация. Так я могу вспомнить что захочу.
– Точно! – вставляю я и затыкаюсь, он продолжает.
– Это не память, хуй его знает… прогон, тогда получается, что тебе хватит напридумать себе любую хуйню, весь мир даже – и что? И всё. Ни хера не выходит, я знаю все приколы с ментами, я наезжал на патрульных и даже обламывал их, но и меня пиздили в отделении, ебалом об пол, да мало ли какая хуйня… вон, у меня на глазах мой отец повесился, три года назад, так это я помню в натуре, блядь, я же не впариваю в то, как можно сделать его живым, или ещё каким угодно. На хуй надо, если это –
– Да это всё, – я развожу руками и описываю идеально круглый шар, сверкаю глазами и округляю губы. –
– Это, если ты, в натуре, знаешь что к чему, – перебивает меня тип. – Давай я переставлю пластинку и надо поставить чайник. У меня лимонник китайский… Ты чухаешь, шо радио, под винтом, небось тоже несёт? Охуеть, ну ты и кадр, прямо профессор.
– Я философ (делаю серьёзное лицо, по честному смотрю на него…) Я метафизический работник слова. Эм-Эр-Эс.
– Га-Га! (тип показывает мне язык сквозь ровные белые ряды зубов и удаляется…) Круто!