И стоит задача показать, каким же образом первоклассная фантастика сочетает художественное человековедение с научным. Герберт Уэллс не только обогатил жюль-верновский "техницизм" поэтическим, сказочным чудом. Он распространил принцип научной фантастики на социальную действительность.
Ещё не так давно считали, что научно-фантастический жанр отличается от утопического тем, что "обычно изображает борьбу за преобразование природы, а не борьбу за изменение общественных отношений". В более поздней трактовке научной фантастики как "литературы образного выражения [естественно-] научных и социальных гипотез о будущем, настоящем и прошлом (по вопросам, разносторонне касающимся человека), логически проецированных из явлений современности и, поэтому, вероятных"[519], отразилась и эволюция литературно-критической мысли, и универсализации научно-фантастического метода.
Ни того ни другого не брали в расчет Аркадий и Борис Стругацкие, когда пытались уравнять творчество Ж.Верна, А.Беляева, К.Циолковского с условной фантастикой М.Булгакова и Ф.Кафки по одному-единственному признаку введения в художественный мир писателя "элемента необычайного, небывалого и даже вовсе невозможного"[520]. Кроме того, что научная фантастика будто бы "сковывает" художественное воображение, братья Стругацкие объясняли свое разочарование в ней тем, что её метод якобы изживает себя по мере того, как "развитие естественных наук достигает стадии насыщения и интересы общества переместятся в другую область"[521]. Традиционная же вненаучная фантастика, по их словам, "пребудет вовеки". Поживем - увидим.
А вот "стадии насыщения" не однажды уже на памяти человечества сменялись приливом открытий и новым интересом к ним. Познание - бесконечно. И это не только закон естественных наук. "Предельщики", от которых братья Стругацкие отгораживаются "приемом", тоже сводили всю научность к техницизму. Крайности сходятся. Вопрос между тем в том, пресытится ли когда-нибудь человечество самопознанием, чтобы художественная мысль освободилась от "докучливого" исследования социальной жизни.
Хочется привести ещё одно суждение Ефремова - художника и мыслителя: "Как только религия перестала удовлетворять интеллигентного человека, её место в мироощущении заступила наука. Пустоты для мыслящего существа здесь не могло быть. Это неизбежно вызвало появление особого вида литературы, в которой объяснение мотивов и случайностей, морали и целей было предоставлено не эмпирическим наблюдениям, не загадочному стечению обстоятельств, закономерностям структуры мира, общества, исторического развития. Этот путь требует от художника слова огромной эрудиции, нахождения новых путей в анализе жизненных ситуаций, поисков иных изобразительных средств"[522].
Более вероятным поэтому представляется ефремовский прогноз дальнейшего совершенствования искусства научно-фантастического типа и постепенного сближения с нефантастическим на основе "всестороннего внедрения науки в жизнь, в повседневный быт и психологию современных людей"[523]. Для историка литературы немаловажно, что эти процессы реальны уже сегодня. Научная фантастика выступает одним из путей взаимодействия искусства с наукой, которые угадывались ещё Толстым и Чеховым.
В её художественном мире это взаимодействие особенно наглядно. С одной стороны, причинно-следственная логика детерминирует свободные образные ассоциации, понятийность - художественное слово, метафоры раскрываются из рациональной посылки и т.п. С другой - интуитивная мера красоты - целесообразности выступает во многих случаях первостепенным критерием истины. Небезынтересно, что, по мнению психологов, научно-фантастическая литература при этом удовлетворяет повышенную потребность современного сознания в нестандартном, оригинальном воображении. Для её читателя эта потребность выступает сравнимым эквивалентом жажды эстетического наслаждения.
Словно бы развивая идею Л.Толстого о том, что способность искусства целостно выражать сущность вещей, нередко ускользающую от "разъединенной" науки, может содействовать генерализации познания. Ефремов полагает важнейшей функцией научной фантастики миссию своего рода "натурофилософской мысли, объединяющей разошедшиеся в современной специализации отрасли наук"[524]. Плодотворное изучение фантастической литературы, возможно, нам думается, лишь в таком широком общекультурном контексте.