Некоторые не уснут. Английский диагноз (сборник)

Он имел в виду мою тогдашнюю подругу, которая раньше, как минимум три раза в неделю, оставалась у меня на ночь. Но с момента появления Юэна я ночевал у нее – что, как я понял, было ошибкой. После первого же знакомства с Юэном она заявила, что не появится у меня до тех пор, пока он не уйдет. Сам факт, что он сослался на нее, как на некое препятствие для его проживания, разозлил меня больше всего.

– Какое твое собачье дело?

– А ты подумай, – сказал он, ухмыльнувшись в ответ.

– Подумать о чем?

– Мне некуда идти, когда она здесь. – У него был торжествующий вид.

– Не очень хорошо так поступать с человеком.

Я вдруг понял, что эта сюрреалистичная, детская дискуссия может продолжаться бесконечно. Юэн пытался взять меня измором? Он был врожденным идиотом, или это было какое-то тщательно отрепетированное запутывание? Я не знал, но я очень устал от этого пьяного имбецила. Я представил, что мне снова придется убираться на кухне. За неделю я успел войти в роль какого-то мерзкого раба его обманчивой воли. Мне казалось уже каким-то далеким то время, когда я готовил себе после работы еду, ужинал с вином, читал книгу, засыпал в кресле у окна. Или лежал с Джули на диване и смотрел фильм.

Как это произошло? Как такое случилось?

Такие ситуации не предусмотреть. От них нет защиты.

– Я буду приглашать сюда того, кого хочу. Особенно, Джули. У тебя здесь нет права голоса.

– Но я прав насчет этого. Ты сам знаешь.

– Нет, не знаю.

Он улыбнулся снисходительно, словно разговаривал с заблуждающимся ребенком.

– О, да, думаю, что все-таки знаешь.

– Вот что я тебе скажу, уходи прямо сейчас. Прямо сейчас. Оставь ключи. И уходи.

Он усмехнулся и покачал сальной головой.

– Куда? Я уже спрашивал тебя раньше, и ты не смог дать мне ответа. Куда мне идти? Мне, что, просто исчезнуть? В твоих словах нет смысла.

– Значит, ты собираешься остаться здесь навсегда, превратить мою квартиру в компостную яму, уничтожить все мои вещи, и запретить мне приводить гостей. Так? Таков твой план? Разве ты не понимаешь, что я могу возразить? Почему я серьезно встревожен твоим поведением?

Он рассмеялся и покачал гигантской головой, словно сострадая моим заблуждениям.

– Ты все драматизируешь. Забегаешь вперед. Но мы пока еще до этого не дошли. Я хочу сказать лишь, что это несправедливо, нетактично, когда ты приводишь сюда людей. Потому что это не мои друзья и не мои подружки. И мне некуда уйти, когда они здесь. Это же очень просто. – Он повернулся и ушел с кухни. А я остался один в тишине, ошеломленный.

Из гостиной донесся скрежет и стук закрываемых окон. За ними последовал визг задергиваемых штор, закрывающих красоту и свет летнего вечера. С ревом ожил телевизор.

Я прошел в гостиную, словно одержимый. Губы у меня быстро шевелились. Я был готов применить силу и разрыдаться. Что случится в первую очередь, я не знал. Я встал в дверях, белый от ярости. Юэн посмотрел на меня, лицо у него было непроницаемым, или, возможно, слегка озадаченным моей настойчивостью.

– Да ты совсем рехнулся, мать твою, – сказал я.

И в его выражении, в его позе, в самой энергетике, проецируемой развалившейся в кресле темной фигурой, произошла какая-то перемена. В свете телевизора я увидел, как его лицо побагровело от ярости, как потемнели слезящиеся глаза. Он вскочил с кресла и бросился на меня.

У меня перехватило дыхание.

Он вскинул вверх свою грубую ручищу, нейлоновая ткань куртки, взвилась, словно парус на рее.

Он едва не ударил меня, но замешкался, когда мелькнувшая искра здравого смысла вернула самообладание в его неуклюжее тело, и опустил руку на деревянную сушилку возле радиатора. Деревянные распорки треснули и раскололись, безмолвно поглощенные висящими на ней полотенцами. Сушилка рухнула бесформенной кучей.

– Ты ничего не знаешь! – воскликнул он, размахивая над головой длинными тонкими руками и брызжа слюной. – Ты все понял неправильно! Ты упустил свой шанс! – Прокричав это, он захлопнул дверь с такой силой, что я отлетел в коридор.

* * *

С момента появления Юэна в моей квартире я начал плохо спать. Гложущая тревога мешала заснуть, и, в конечном счете, приводила меня в состояние полного бодрствования либо беспокойного полусна, в котором было невозможно обрести физический комфорт. Оглядываясь назад, я понял, что после его зловонного вторжения в мою жизнь полностью утратил способность расслабляться. Но мой сон ночью после нашего скандала и разрушения Юэном сушилки был не только прерывистым, но и усугубленным кошмарами, которые утром я помнил лишь фрагментарно.