Некоторые не уснут. Английский диагноз (сборник)

И я хорошо помню нашу первую стычку. Это был вечер понедельника, когда я вернулся домой из студии, спустя неделю после начала его «пребывания». И когда я расшнуровывал в прихожей ботинки, меня внезапно бросило в пот. Несмотря на то, что день был жарким, все окна в квартире были закрыты, а шторы в каждой комнате задернуты. Из кухни я услышал свист котла центрального отопления. Свет горел во всех помещениях, кроме гостиной, где единственным источником освещения служил экран телевизора, и под закрытой дверью искрилось голубовато-белое сияние. Он никогда не выключал телевизор и сидел слишком близко к экрану, как ребенок, которого не научили, что это делать нельзя. Он уже считал гостиную собственной территорией, и превратил ее в нервирующую копию своей комнаты в университетском общежитии. Беспорядочное гнездо с запахом свалки, – пришло мне в голову сравнение.

Я повесил пальто и бросил портфель на кухне. Мои ногти продавили полумесяцы в обеих ладонях. Стиснув зубы до боли в скулах, я стал осматривать устроенный им бардак. Лужицы молока, рассыпанный сахарный песок и использованная чайная заварка были на всех стальных поверхностях вокруг плиты. Что-то красное присохло к конфорке и стекало по стеклянной дверце духовки. На стуле перед кухонной стойкой я обнаружил прилипший томатный соус из банки с пастой «Скуби-Ду». Бурый комок из использованных чайных пакетиков испачкал сушилку. Сухая раковина была завалена грязной посудой и длинными черными волосами. На доске для резки хлеба стояли две кастрюли, покрытые изнутри слоем засохшего супа. Рядом стояла моя банка с маслом без крышки. Рядом с чайником, с черными отпечатками Юэна на пластиковой ручке, в галактике из рассыпанной морской соли лежали рабочей поверхностью вниз четыре моих компакт-диска.

На меня навалилась какая-то тяжесть, и я прислонился к стене. Утром это место было безупречно чистым. Перед работой я уже приводил его в порядок после выходных. С тех пор, как я дал ему несколько дней, чтобы разобраться в себе, подобный бардак ждал меня каждый вечер. Я был слишком уставшим для этого. Слишком утомленным для пробежки в парке. Не мог смириться с тем, что, прежде чем готовить, мне придется разгребать все это. Он уже нарушал заведенные мной порядки, подтачивал мою волю и разрушал место, которое я считал святилищем.

Довольно, – снова сказал я себе.

Но хуже всего был запах возле гостиной. Он чуть ли не пульсировал из-под двери. Я собрался постучать, но потом остановился и возненавидел себя за это устойчивое, но жалкое проявление вежливости. Зачем поддерживать этот фарс, играя роль идеального хозяина? Он не питает никакого уважения ни ко мне, ни к моей личной жизни, ни к моему имуществу.

Задыхаясь от гнева, который я счел нездоровым, я отвернулся от двери гостиной. Не способный из-за ярости сформулировать свои претензии, связно поговорить с Юэном, и выглядеть при этом разумным, я ушел прочь. Или дело было в чем-то другом? Если честно, теперь я признаю, что еще я боялся войти в гостиную и посмотреть ему в глаза. Это был страх, но не страх за собственную безопасность. Скорее эмоция, которую испытываешь, когда, бродя по лесу, улавливаешь запах распада и отказываешься искать его источник, чтобы какой-нибудь страшный образ в подлеске потом не впечатался тебе в память. Даже тогда, в самом начале, я боялся того, что могу увидеть в комнате, которую занял Юэн.

Раньше я уже огрызался на него. Я вышел из себя и повысил голос, но сумел лишь еще глубже загнать его в саможаление и всепоглощающее отчаяние – само по себе уже утомительное зрелище.

Я пошел в свою комнату переодеться. Территория, вглубь которой я отступал все дальше и дальше, словно гонимый в самую главную башню моего замка вторжением шума и чумной грязи, беспечно проломивших стены. Также я решил принять душ, и попытаться успокоиться перед надвигающейся конфронтацией. Мне нужна была ясная голова и твердый голос, чтобы достучаться до его детских мозгов, с удобной неспособностью понимать слова, сказанные не в его пользу.

Но моя попытка успокоиться рухнула в тот момент, когда я ступил в свою спальню. В тот день он побывал там.

Снова.

Либо у него не хватало мозгов скрыть свои следы, либо он показывал умышленное пренебрежение к моим просьбам. После последнего раза я попросил его не заходить в мою комнату. Но я отчетливо видел выдвинутые ящики в моем шкафу и вмятину от его зада на кровати, где он сидел и разглядывал мои вещи. Личные вещи.

Я бросился в гостиную.

И тут же растерялся. Из динамиков с треском несся жестяной смех. Пол вибрировал. Я закашлялся. Закрыл рот и нос. В голове у меня возникла картина длинных, желтых ногтей на ногах и нижнего белья, бурого от грязи, как саван трупа. Я даже почувствовал на языке привкус его тела. Я снова закашлялся, хотя это больше было похоже на рвотные позывы.