Некама

Отошел от школы, тряпку красную снял, в карман сунул, разгладил награды на груди. Мимо шли люди, улыбались, поздравляли с праздником, какая-то девушка цветок подарила — гвоздику, вставил в петлицу. И какое-то время даже верил, что он ветеран, что это — и его праздник, радостный шел к автобусу.

У самой остановки его нагнал тот самый мужчина, отец кого-то там из 5-го Б. Смутно знакомый какой-то, откуда? Да нет, просто обычный мужик, на еврея похож.

— Дмитрий Сергеевич! Давайте я вас подвезу! Я на машине.

«Ветеран» посмотрел на желтые «Жигули», из которых махал ему папа этот. Ну, пусть подвезет. Не очень-то охота трястись в автобусе, потом еще от остановки столько пилить! Да и жарко сегодня не по-майски. Ладно, в честь праздника можно и пошиковать. Сел, назвал адрес. Пока ехали — болтали, мужик представился Борисом Ильичем («Точно еврейчик!», — подумал он), расспрашивал про войну, рассказывал про своего отца-партизана, про сослуживца-фронтовика, обычный праздничный треп.

Как бы между прочим, мужик спросил, читал ли он утренние газеты? Нет, не читал. Ну как же, воскликнул, протянул руку назад, сунул газету, а там шапкой: «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения».

— Ну и правильно! Бороться надо с этим, а то народ совсем спивается!

— Абсолютно с вами согласен, — подхватил мужик. — Поэтому пока еще возможно, приобрел я бутылочку «Посольской».

— «Посольская» — это хорошо, — рассмеялся «ветеран».

— Вы как насчет отметить наступающий праздник? Тем более сегодня праздник у меня — день печати, я же в этой сфере тружусь, а послезавтра — у вас. По паре рюмочек — нет возражений?

«Ветеран» замялся. Пару рюмочек было бы неплохо, но что-то внутри кричало: не делай этого! Тут что-то не то.

— Я, наверное, все же откажусь. Здоровье уже не то.

— Ну, как знаете!

Борис Ильич остановился у подъезда, подбежал, открыл пассажирскую дверь, подал руку, прям как даме. «Ветеран» оперся на руку, хотел встать, но почувствовал, как на запястье что-то щелкнуло — наручники! Огляделся вокруг, хотел позвать на помощь.

— Не позорьтесь, Василий Андреевич! («Откуда знает? Как?»). Сейчас прибегут люди, я им покажу удостоверение полковника КГБ, объясню, что проходит спецоперация по поимке фальшивого ветерана — оно вам надо? («Точно еврей! И говорит как еврей!») Так что сейчас спокойно под ручку входим в подъезд, едем на лифте на 4 этаж в 15-ую квартиру, а там уже поговорим, хорошо? И честное слово, выпьем по паре рюмочек, я вам обещаю, несмотря на Указ. Нам ведь есть, о чем поговорить, согласитесь?!

— Ну пошли, пошли, — просипел Горбунов, выбираясь из тесного автомобиля. А что он мог сделать? Если он и правда из КГБ — всему конец, ославит на весь город. А так, может, еще и договоримся.

В квартире Борис Ильич придвинул кухонный стол поближе к батарее, поставил рядом шаткую табуретку, и только после этого отстегнул наручник со своей руки, тут же перещелкнув его на трубу батареи. Горбунов хотел в этот момент резко рвануть руку, но только больно содрал кожу — мужик оказался сильнее. Тренированный, гад. Да и то сказать, почти полтора десятка лет разницы в этом возрасте…

Действительно поставил на стол бутылку «Посольской», две стопки, пошуровал в маленьком холодильнике «Саратов»:

— Что ж так бедно живешь, Горбун? — неожиданно взял совсем другой тон. — Что, ветеранских наборов давно не выдавали? Должны же были к такому-то празднику!

— Сегодня обещали в гастрономе отоварить, — мрачно ответил тот.

— Вот же ж! Надо было заехать, а то у тебя тут мышь повесилась! Хотя…

Борис Ильич придвинул себе второй табурет.

— Мы с сестрой когда в подвале от вас, подлецов, прятались готовы были и крысу сожрать. Ты, Горбун, крыс когда-нибудь жрал?

— Не привел Господь.

— Жаль. Теперь-то точно не попробуешь.

«Грозится, жидяра, такая уж у них манера. Если он и правда полковник гбшный, то ничего он мне не сделает. Отдаст под суд — мол, пусть тебя народ судит! — а там зачтут возраст, болезни, у меня ж ревматизм и сердце! Так что пусть пугает, я его не боюсь!»

Борис Ильич тем временем, разлил водку по стопкам, достал из «Саратова» кусок засохшего сыра «со слезой», накромсал начинающий черстветь батон, кивнул Горбуну:

— Ну, за победу! — и замахнул стопку. Поморщился — теплая «Посольская» была ничем не лучше всей остальной сивухи.

Горбунов хмыкнул, взял свободной левой рукой стопочку, аккуратно выдохнул и одним глотком влил в себя содержимое.

— Закусил бы, — предложил гбшный полковник. Горбунов только махнул рукой. — Ну, тогда по второй — и за дело?

Выпили по второй. Тут уже Горбунов отломил себе сыра, зажевал.

— Что, «после первой не закусываю»? — рассмеялся полковник. «Смотри ты, какой веселый». — «Судьба человека», как же, как же, знаменитый эпизод! А скажи-ка мне, ефрейтор Горбунов, когда вам тогда с Холат-Сяхыл удрать удалось, ты почему с Куликом за границу не рванул?

— Вот где я тебя видел! Вы ж с этим гбшником на 42-ом были, тогда, со студентами! А я-то думаю, что за рожа знакомая!?