Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу

Над городом повисла жара. Серо-синие небо дышало зноем. Раскаленный асфальт перрона жег ступни через тонкую кожу тапочек, и поэтому Алексей переступал с ноги на ногу, как журавль. Мать, торопясь, продолжала поучать:

– И далеко не заплывай, а то дельфины защекочут. Фрукты если где купишь – помой обязательно.

– Ладно, ладно, мам. Ты не забудь на Шиллера-то подписаться.

– Помню. А еще…

Прозвонил третий звонок, и Алексей вспрыгнул на подножку. Он долго махал матери рукой, а она все шла и шла следом за поездом. Потом паровоз начал набирать скорость, стараясь поскорее увезти людей из раскаленного города в холодок рощ и перелесков.

В вагоне все быстро перезнакомились, и после неразберихи, которая всегда сопутствует первым часам в поезде дальнего следования, пассажиры разбились на группы. За стенкой пели, кто-то гремел костяшками домино и рокочущим басом доказывал:

– Я плюю на аллопатов! Они меня в течение года сумеречным психом делали. Кусаться начал!

Вдруг за перегородкой что-то упало, и Алексей, улыбнувшись, подумал, что это начал кусаться человек, измученный аллопатами. Рядом с Алексеем сидела молодая женщина, коротко, совсем под мальчика подстриженная, и пожилой мужчина, неизвестно когда и где успевший переодеться в полосатую, цитрусового цвета, пижаму. Перед тем как углубиться в чтение большущей пачки журналов, он ехидно заметил, обращаясь к настольной лампе:

– Впервые вижу женщину, которая возит с собой меньше десяти чемоданов.

– Я остальные восемь в багаж сдала, – засмеялась женщина и подтолкнула Алексея локтем.

Алексей смутился. Мужчина закашлялся и сдвинул очки на нос.

Отбивая чечетку, вздрагивая и громыхая на стыках, поезд несся к морю. Солнце пряталось за острые верхушки деревьев, и яркие лучи насквозь просвечивали вагон, делая особенно заметными высохшие следы вчерашнего дождя на стеклах.

Перед ужином, рассматривая огурец, купленный на станции, Алексей долго размышлял, стоит ли его мыть, но в конце концов решил, что бояться дизентерии – просто мнительность.

Один был мнительный поэт,
Хотел прожить он до ста лет,
Он ел на ужин винегрет,
А утром избегал котлет!
Вот, значит, был какой поэт…

«Извольте, экспромт!» – и где-то проскользнула мысль: «Черт, а здорово выходит. Сразу… Наверно, профессиональное».

Когда в вагоне включили свет, стало немного одиноко и грустно – первый раз уехал из дома, как там старики? Алексей заснул под быстрый разговор колес… Ночью снились кошмары: поезда остановились и, смешно кивая друг другу трубами, разговаривали о нехорошем.

Проснулся Алексей рано, когда рассвет еще только занимался. За окном все казалось серым и зловещим… Знобило. Алексей укрылся тоненьким одеялом с головой и начал считать до ста, пытаясь снова уснуть. «Черт, хоть термометр покупай! – подумал Алексей, слезая со своей полки. – Неужели простудился?» Знобило все сильнее и сильнее…

Проснувшаяся соседка взглянула на Алексея и всплеснула руками:

– Боже мой, что с вами?

Алексей только поморщился и махнул рукой.

– Да что хоть болит?

Алексей показал рукой на живот.

– Подождите, сейчас я вам дам желудочное что-нибудь.

В это время резкая боль свела все внутри, и, побледнев, Алексей выбежал из купе. Когда он вернулся, еще более ослабевший, с трясущимися коленками, весь вагон уже знал о случившемся и каждый наперебой предлагал свое средство.

– Только гомеопатия! – рокотал бас и предлагал Алексею какие-то крошечные шарики: – Гарантирую выздоровление в час.

Алексей с трудом забрался на верхнюю полку, лег головой к окну и забылся. Очнулся он весь в липком поту. В голове шумело, он свесился вниз и тихо попросил:

– Пожалуйста, запишите адрес… На случай смерти…

Женщина засмеялась.

– Да будет вам! Тоже мне, герой…

Но Алексей живо представил свою смерть, вздохнул и… потерял сознание…

На станции Славинской к десятому вагону подбежали три человека в белых халатах, с носилками, через несколько минут они вылезли на перрон и понесли Алексея в вокзальный медпункт.

Высоко под потолком горела лампочка. Вокруг нее, смешно ударяясь крылышками о тонкое стекло, вились ночные бабочки. За окном теплый воздух играл с кустом сирени.

Алексей открыл глаза. Ночь. Где-то тикают часы. Вздыхает старик, что лежит у окна. «Значит, жив…»

Проснулся он днем, когда старенькая медсестра разносила градусники. В теле чувствовалась слабость и вместе с тем радость начавшегося выздоровления. Приподнявшись на локтях, Алексей огляделся. Кроме него в палате лежали еще два человека. Старик, сидевший на кровати у окна, подмигнул:

– Ну что, очухался, сынок?

– Вроде да.

– Ну и слава богу.

Старик вылез из-под одеяла, подтянув сползавшие кальсоны, пошел ко второму окну и распахнул его.

– Так-то лучше. А то душно.

– Отошел бы от окна – продует, – посоветовал старику второй сосед.

– А, нет! – бойко возразил старик. – Со степей дует, он мягкий ветер-то, с полынью, от него ревматизм лечится.

Старик заметил недоверчивую улыбку Алексея:

– Старику не веришь? Серьезно говорю.