Неизвестный Юлиан Семёнов. Возвращение к Штирлицу

Андрей поднял голову и посмотрел на фашистского шофера. Потом он вынул правую руку из-за спины и начал неторопливо срывать кольцо с гранаты. Немец, увидев в руках у Андрея гранату, быстро захлопнул дверцу и дал газ. Но он забыл, что машина стояла на тормозе. Андрей швырнул гранату под колеса. Шофер стал рвать обеими руками тормоз, но со стороны казалось, что он лихорадочно быстро застегивает ширинку. А потом вдруг полетели осколки стекол, и уже после этого дернул тугой взрыв. Машина ткнулась носом в бетон, а колеса развалились в разные стороны.

Распахнулась задняя дверца, и кто-то, выскочив из машины, бросился к лесу. Я вскинул пистолет и выстрелил. Человек бежал. Я выстрелил еще два раза, но снова промахнулся. Тогда кюре поднял ружье и стал целиться. Он целился, а я все стрелял, и все впустую… Мотор по-прежнему горел, и поэтому особенно остро пахло хвоей и бензином. А кюре все еще целился, хотя человек, выскочивший из машины, был рядом с лесом. Мы выстрелили с кюре одновременно. Он выстрелил в первый раз, я – в последний. Человек, бежавший к лесу, споткнулся, быстро обернулся, оскалился и, схватившись за низ живота, упал.

Тогда Юзеф подбежал к машине. Он стоял, так же как и Андрей, все то время, пока мы стреляли в человека, бежавшего к лесу. А когда мы убили его, Юзеф бросился к машине и рванул на себя дверцу. Но дверца не отворилась, потому что ее перекорежило взрывом. Тогда он обогнул машину и заглянул в ту дверь, которая осталась открытой, после того как убежал человек, которого мы убили. Юзеф заглянул в машину и крикнул:

– Эй! Здесь два автомата!

Андрей, молча стоявший на том самом месте, с которого бросил гранату, вдруг начал смеяться. Он сначала смеялся, а потом стал кричать:

– Ага! А-ага! А-а-ага!

Юзеф подошел к нему, держа в руках два автомата. Андрей схватил автомат и начал прыгать, прижимая его к груди.

– Ты измажешься, – сказал Юзеф, – они в масле.

Андрей прыгал, не слушая его. Потом он остановился, швырнул автомат в траву, повернулся к нам и крикнул:

– Кюре! Как мы их, а? Снимай свою сутану, старина! Ты ведь охотник, а не кюре! Давай мы тебя разденем, а?

И он подбежал к старику и обнял его. А потом поцеловал в мокрый лоб. Кюре посмотрел на Андрея, на Юзефа, который лазил в разбитой машине, а потом на меня. Он тихо сказал:

– Браво, господин большевик! Мы все-таки показали этим мерзавцам! Мы им здорово показали! – И он повторил: – Браво, господин большевик.

А потом он отошел в сторону и, опустившись на колени, стал молиться. Я боялся, что Андрей засмеется, но он не стал смеяться, он поднял с травы автомат и принялся протирать его рукавом своего пиджака…

Андрей резал мясо большим немецким тесаком. Он нашел его в машине, под сиденьем. Мы сняли с машины все, что можно было снять, и ушли в лес, на старую мельницу.

– Почисть сковородку, – попросил меня Андрей, – когда вернется наш поп, я угощу вас всех вкусным рагу. Пойди и поскобли ее как следует.

– Скоблить не стоит, – сказал я, – лучше протру ее мокрыми листьями.

Я вышел на крыльцо полуразрушенной мельницы. Где-то внизу, около порогов, стоял гул. Там все время стоит гул. Из-за того, что вода разбивается о камни. Я долго стоял на крыльце со сковородой в руках и слушал этот ровный, спокойный гул. А потом подумал, что эти пороги там, внизу, могут когда-нибудь сослужить нам плохую службу, если мы решим здесь обосновать базовый лагерь. Немцы любят прочесывать леса с собаками, а особенно в тех местах, где была подорвана их офицерская машина. Лай можно услышать издалека, километра за три. А из-за гула, который стоит на порогах, мы ничего, конечно, услыхать не сможем.

Но я быстро забываю о немцах, о собаках и о карателях, потому что шум падающей воды поразителен, так же как и лес, окружающий нашу мельницу. Природу воспевали все писатели, но еще никто и никогда не смог воспеть ее по-настоящему. Люди – сами собой, а природа – сама по себе. Вот сейчас война идет, страшная война, таких войн никогда не было – а природа безразлична к нашим горестям и мукам. Она вроде ребенка на похоронах – тот ведь тоже смеется над смертью…

…Я нарвал веток и принялся чистить сковородку. Я не успел до конца очистить ее, потому что вернулся кюре.

Он сел рядом со мной и сказал:

– Сегодня ночью на станцию привезут вагон с югославами и погонят их потом на лесозавод.

– Это точно?

– Да.

Я вошел в дом. Андрей и Юзеф кончали мыть мясо.

– Товарищи, – сказал я, – сегодня на станцию приходит вагон с пленными югославами.

Андрей спросил:

– Ты вычистил сковородку?

– Нет. Ее дочищает кюре.

– Жаль.

– Чего тебе жаль?

– Что мы не успеем поужинать. Мясо вроде очень вкусное.

– Мы успеем поужинать. У нас есть время.

Андрей отодвинул от себя кастрюльку с мелко нарезанным вымытым мясом и сказал:

– Я не буду есть перед операцией.

Юзеф толкнул его локтем в бок и сказал:

– А я очень даже буду есть перед операцией.