Неизвестные солдаты

Гудериан слушал рассеянно. Все это было уже известно ему, и приехал он сюда не для рекогносцировки. Его танковая группа на рассвете нанесет удар севернее и южнее города, чтобы сразу, не ввязываясь в бой, выйти на простор. Брест захватит армейский корпус генерала Шрота, знаменитая 45-я дивизия, которая в свое время первой ворвалась в Варшаву и первой вступила в Париж.

Гудериану просто хотелось посмотреть на этот город, откуда начнется его марш на восток. Здесь, в Бресте, он бывал уже два года назад. Во время войны с Польшей его войска взяли город штурмом. И не его вина, что недальновидные дипломаты согласились установить границу с Россией по Бугу. Город, за который было заплачено кровью немецких солдат, пришлось оставить. Не успели даже вывезти запасы, накопленные поляками в крепости. Гудериан передал Брест командиру русской бригады. Обставлено это было торжественно. На площади, которая видна ему сейчас, состоялся прощальный парад, обмен флагами.

Несколько дней Гудериан имел возможность беседовать с русскими командирами, видел русских солдат. В ту пору воевать с Советами было бы безумием, и Гитлер, вероятно, поднимал это, идя на уступки. Но за два года Германия далеко шагнула вперед. Армия насчитывала теперь семь миллионов человек, закалилась в боях.

— Насколько я помню, мы оставили Брест 22 сентября? — повернулся Гудериан к Либенштейну.

— Именно так.

— И завтра, 22-го числа, мы снова будем штурмовать его. Занятное совпадение.

Подполковник ответил, протирая стекла тяжелого цейсовского бинокля:

— Генерал Шрот уверен, что войска до полудня очистят город… Вообще завтра будет знаменательный день. Вероятно, фюрер не случайно выбрал его. Год назад 22 июня мы праздновали победу над Францией. Ровно год.

— Да, над Францией, — повторил генерал.

Он снова раздвинул листву и прищурился от яркого блеска солнечных зайчиков, бивших из окон на том берегу. Солнце заливало крепость тревожным багряным светом, и зайчики, отражавшиеся от стекол, напоминали вспышки выстрелов.

Гудериан взял из рук лейтенанта фуражку, глубоко надвинул ее, прикрыв глаза козырьком. Кивком головы отпустил лейтенанта, попросившего разрешения сойти вниз.

Генерал поднял бинокль, направил его на крепость. Перед казармой вытянулась темно-зеленая шеренга красноармейцев. Что они там делают? Вот к центру площади строем вышел оркестр, замер на месте, повернулся, повинуясь неслышной команде.

— Либенштейн, они ничего не подозревают! Совершенно ничего!

— Абсолютно, господин генерал. Развод караула с оркестром, за несколько часов до начала войны. Это феноменально! Даю голову на отсечение, что сегодня все командиры уйдут в город пить водку. Русские любят пить.

— Это не мешает им быть хорошими солдатами, подполковник. Завтра вы убедитесь.

Гудериан прислушался. В лесу было очень тихо, только звуки оркестра доносились из-за реки. Отчетливее всего раздавались удары в барабан: бум-бум, бум-бум!

— Они слышат эту музыку в последний раз, Либенштейн. Такова жизнь, мой дорогой. Человеку не дано видеть даже на день вперед.

— Для военного человека так лучше. Меньше переживаний.

— Для солдат, но не для нас, Либенштейн. — Генерал сорвал с ветки лист, посмотрел и, взявшись за края костистыми крепкими пальцами, потянул его. Тонкая зеленая ткань мягко расползлась. — Все живое удивительно хрупко, — сказал он, отбрасывая лист в сторону. — Вы вспомнили Францию, Либенштейн? Завтра действительно знаменательный день. В 1812 году Наполеон в этот же день начал свой великий поход в Россию.

Подполковник пристально посмотрел Гудериану в лицо.

— Я не хотел говорить об этом, мой генерал.

— Почему?

— Хотя бы потому, что ровно три года спустя, 22 июня 1815 года император Бонапарт отрекся от престола.

У Гудериана дрогнули старческие дряблые веки.

— Колесо вертится, — тихо ответил он.

Слова Либенштейна вселили тревогу. Снова с перебоями, неровно застучало сердце. Не отрываясь от бинокля, смотрел генерал за реку, на пустынную крепость. Брест — это только начало. А потом сотни и сотни километров пространства, огромная и непонятная страна…

Далеко за лесом загудели моторы. Низкие тяжелые звуки грозно плыли в воздухе, и казалось, что от них, а не от ветра мелко трепещет листва.

— Танки выдвигаются на исходный рубеж, — сказал Либенштейн.

— Слишком много шуму, — поморщился Гудериан.

Он первым спустился на землю, снял двумя пальцами паутину, прилипшую к рукаву мундира, и пошел к машине.

Всю обратную дорогу молчали. Навстречу им по шоссе двигалась вереница грузовиков с мотопехотой. Рослые парни сидели тесными рядами, громко кричали, смеялись. Между рядами виднелись трубы минометов и пулеметные стволы. Потом на большой скорости прошли танки, а за ними потянулись бесконечные колонны пехоты. Гудериан вглядывался в лица солдат, сам веселел от их беззаботной уверенности.

Возле штаба, выбравшись из автомобиля, сказал негромко:

— У истории богатый арсенал, подполковник. Она не повторяется, а прокладывает новые пути.

— История движется на штыках наших солдат, господин генерал, — ответил Либенштейн, захлопнув дверцу машины.

* * *