Люди любят побои, — потому так любят родителей.
Современные люди не могут быть нравственными, — да и не должны быть…
Часто легче прикрикнуть, чем сказать.
Собственники должны были бы заботиться о размножении мошенников и воров, — это смягчало бы социальные неравенства и поддерживало бы современный мещанский строй.
Хорошо бы воровать, да очень трудно.
Люди любят, чтоб с ними говорили искренно. Лги, да только так, чтоб это выходило искренно и правдиво, — и люди удовлетворятся.
Чтоб быть успешною, работа должна быть спешною.
Люди будут счастливы, когда все дети будут ходить босыми.
Люди много знают, но мало могут.
Ученые поступают слишком по-простецки, отдавая свои услуги государству: они сами могли бы установить царство гения и науки.
Впрочем, профессиональная зависть в профессорах так же сильна, как и в клоунах.
Профессорский мозг — седалище науки: она ходит туда испражняться.
Чем больше порицают газеты правителей, тем лучше правительство. Если же министрам льстят в печати, то это признак полнейшего порабощения общества.
«Чтобы уметь приказывать, умей повиноваться», — говорили встарь. И это верно: только рабы в душе любят повелевать.
Рабы, случалось, были свободны духом; цари — никогда.
Всего приятнее — сочетание стыда и боли.
Воровать труднее, чем работать. Поэтому справедливо, что удачливых воров почитают люди. Ценят здесь их искусство.
Человек может быть кумиром толпы, — толпа не должна быть кумиром человека.
Чем святее для тебя истина, тем менее говори о ней: люди думают, что их хотят обмануть, и запачкают твою правду своею глупостью.
Да будет праздником для тебя — молчание и одиночество.
Подчиняйся всему, что установят люди: все это слишком ничтожно, чтобы спорить против этого.
Зло всегда будет дорого людям.
Прелюбодействуй целомудренно.
Люби наготу, — только она прекрасна.
Не будь слишком правдив, — а то тебя сочтут лжецом.
Приятно человеку слушать хулу на друга его.
В напряжении сил люди любят боль и стыд, — и в этом корень сладострастия.
Жены были бы вполне счастливы, если бы мужья нежно их ласкали ночью, и днем иногда больно секли, — конечно, за вины.
Несчастием ближнего утучняется наше самолюбие.
Вещи удивительны: может быть, их и нет, но они предстоят настойчиво и неотступно.
Мужики, барыни и дети — вот три разряда людей, которые толкаются на улице, — один из признаков недостаточного развития.
Все в мире хочет, но не все может. Счастие — сочетание хотения и возможности. Поэтому, между прочим, жизнь сама по себе многими почитается счастием.
Четыре формы бытия в хотении: 1, хочу и могу — счастие; 2, хочу и не могу — несчастие; 3, не хочу, но могу — томление; 4, не хочу и не могу — спокойствие. Смерть относится к четвертой категории, жизнь — ко всем четырем.
Испытание боли дает жизни полноту и значительность; только ничтожные люди не выносят боли.
Если бы можно было по произволу забывать известные отделы понятий, особенно отвлеченных, не изглаживая уже произведенного ими действия, то восприятия тонко-чувствующего человека были бы удивительными источниками великих Откровений.
Сказано, — будьте как дети. Но неужели нельзя сделаться не только подобным ребенку, но и на самом деле отроком? Или увядание кожи беспощадно?
Великое средство самовозрождения — жизнь среди людей, которых не знал до того, и с которыми после никогда не сойдешься.
Всякое деяние вознаграждено вперед, и всякий труд вперед оплачен. Потому только и действуем, что в нас есть свободная энергия, ищущая исхода.
В этом объяснение богатства и гнусность его: ибо работодатели сперва берут работу — даром, — а потом платят, что и дает силу для следующих работ. Первая доля их чистый барыш, а последняя заработная плата есть возврат части: переборов и процентов; выходит, что капиталист вечно в долгу перед работником.
Можно ли не завидовать? Ведь никто из счастливых не заслуживает счастия.
Не раздражайся, говоря с людьми. Воистину, быть с людьми есть подвиг и труд, — итак, на разговор с ними смотри как на долг, который следует выполнять как можно лучше.
Истинно, что трудно быть с людьми: умные из них срывают с тебя маску, а глупые осмеивают ее. А без маски показаться людям, — все будут презирать как простого и глупого.
Для толпы вещи ценнее людей: уважают того, кто имеет или делает вещи; презирают того, кто не имеет вещей; ненавидят отнимающего или ворующего вещи; убийц охотнее прощают, чем воров; конокрадов убивают.
Кто сказал: «Сотворим человека по нашему подобию»? Бог Сатане, или Сатана Богу?
Сатана — четвертое лицо Божества, или второе?
Черная месса служится на голом и живом теле, святая месса — на одетом престоле, — но что есть храм Бога живого? И какая же месса угоднее Несказанному? И не обнаженное ли тело Его принесено в первую литургийную жертву?
Воистину, Он близок Сатане, и недаром беседовал с ним в пустыне.