Неизданный Федор Сологуб

Слаще яда змеиные очи,
Слаще яда тяжелые сны,
Оттого, что постылые ночи
Мне заклятием стен суждены.
      На лазурные горы всходил я,
      Видел сумрак жемчужных светил,
      Не одну ли любовь полюбил я,
      Фимиамы не ей ли кадил?
Я прошел через книгу стремлений,
Превращений и темных чудес.
Над тоскою моих восхождений
Улыбался из тьмы мелкий бес.
      Но земные веселые дети
      И недобрая жизнь-госпожа
      Не хотели грустить о поэте,
      Не хотели навстречу бежать.
Пусть же плачут тревожней и звонче
Золотые любви корабли.
Я творимой легендою кончил
Чарования грешной земли.

20 апреля 1925

* * *

                  1

Как много утомленных душ[822]
На этом безмятежном свете!
Смешно, что у тебя есть муж
И даже маленькие дети.

Мучительным желаньем жить
Совсем на мать ты не похожа.
Вот только верить и любить
Ты стала пристальней и строже.

                  2

Страдальческим движеньем губ
Душа твоя меня пугает.
Таких вот Федор Сологуб
В стихах своих запоминает.

А если встретишься со мной, —
В глазах твоих такое пламя,
Как будто ты весь мир земной
Легчайшими берешь руками.

                  3

Какая боль в сплетеньи рук
И как мы жаждем этой боли!
Мой тихий, мой нежданный друг, —
Какая боль в сплетеньи рук —

Больней пленительных разлук
И слаще медленной неволи!
Безмерна боль сплетенья рук,
Но как мы жаждем этой боли.

1927

Письма Всеволода Рождественского о смерти Ф. Сологуба

С Федором Сологубом В. А. Рождественский сблизился в середине 1920-х гг. Связывала их прежде всего совместная переводческая работа для издательства «Всемирная литература». Их отношения были отношениями мэтра и молодого поэта, начинающего свой путь. В домашней библиотеке В. А. Рождественского сохранился сборник стихотворений Поля Верлена в переводе Ф. Сологуба с дарственной надписью: «Дорогому Всеволоду Александровичу Рождественскому с приветом в дни сотрудничества и в надежде сотрудничества доброго по творениям другого очаровательного француза. Федор Сологуб», без даты[823]. Можно предположить, что сборник этот был подарен переводчиком если не в год выхода из печати (1923), то в последующие полтора-два года. На это указывает фраза из приводимого письма В. А. Рождественского М. А. Волошину от 3 января 1928 г.: «…последние три-четыре года встречался с ним очень часто и много беседовал».

Это письмо сохранилось в архиве М. А. Волошина (ИРЛИ. Ф. 562. Оп. З. № 1028). Считаю необходимым привести его полностью, так как оно касается не только смерти Ф. Сологуба, но и начинающейся дружбы между Рождественским и Волошиным, встречу с которым Всеволод Александрович считал «лучшим даром судьбы». Любопытно оно и замечаниями об А. Блоке, подробные воспоминания о котором Рождественский написал много позже — уже в годы Великой Отечественной войны.

Другой корреспондент В. А. Рождественского — Евгений Яковлевич Архиппов (1882–1950), историк литературы, поэт, исследователь творчества Иннокентия Анненского, знаток русской поэзии. Конец 20-х — начало 30-х годов — время оживленной переписки между ним и В. А. Рождественским. Е. Я. Архиппов жил тогда в Новороссийске. Их переписка, полностью не опубликованная, представляет большой историко-литературный интерес. Письма В. А. Рождественского сохранились в архиве Е. Я. Архиппова в ЦГАЛИ (Ф. 1458. Оп. 1. № 74). Между письмами к Е. Я. Архиппову и к М. А. Волошину всего десять дней, и понятно, что рассказ о смерти Сологуба в них во многом совпадает. В письме к Архиппову, с которым у Рождественского отношения в то время были более короткие, упомянуто больше конкретных подробностей.

Письмо к Архиппову печатается не целиком, а лишь в той части, которая непосредственно касается Ф. Сологуба. По сравнению с ним письмо В. А. Рождественского к Волошину гораздо более эмоционально, ведь адресат его прекрасно знал Ф. Сологуба в течение многих лет и лучше автора[824].

Предисловие, публикация и примечания М. В. Рождественской.