Читаем Неизданный Федор Сологуб полностью

«Тяжелые сны» впервые печатались в «Северном вестнике», во второй половине 1895 года[255]. Приходилось слышать, что Федор Кузьмич писал свои романы не спеша, продолжительно обдумывая и исподволь записывая их. «Мелкого беса», как известно, писал он десять лет. Возможно поэтому предположить, что «Тяжелые сны» задуманы в Вытегре. Некоторые мелочи, во всяком случае, несомненно вытегорские. Дом, в котором жил В. М. Логин, — домик на «зареке». Вот его описание: «Логин жил на краю города. Квартирою ему служил отдельный маленький домик. В мезонине устроил он себе кабинет, служивший ему и спальней; в подвальном этаже была кухня… середину дома занимали комнаты, где Логин принимал гостей. Наверх к себе приглашал он только немногих…»[256]

Сюда, на «чердачок», собирались к Федору Кузьмичу ученики. Комната была небольшая, мальчиков же приходило так много, что они набивали ее вплотную.

— Придет, бывало, сестра его, Ольга Кузьминична, ласковая всегда такая, с чаем, а войти-то ей некуда, — рассказывал Яков Федорович Назаров, — так мы у нее поднос-то возьмем и сами уж распоряжаемся.

— Что же вы делали у Ф<едора> К<узьмича>?

— Приходили с сочинениями, обсуждали их и насчет отметок клянчили. Поставит он два с плюсом, а мы кричим: «Мало, Федор Кузьмич, мало, прибавить надо». Довольно, скажет, довольно. Потом улыбнется, поставит три и большой минус добавит… Еще в шахматы учил играть. «Плохо, скажет, играешь, вот как надо было». В классе-то он нас по фамилии звал и на «вы», а дома просто: «Сенька, Васька, ты»…

— Не бывал ли Ф<едор> К<узьмич> вспыльчив?

— Не-ет, не слыхал. Очень хорошо собой владел; всегда ровный, мягкий, все с усмешечкой. Разве уж очень рассердят, так покраснеет.

Федор Кузьмич был переведен в Вытегорскую семинарию в приготовительный класс учителем по всем научным предметам. В первый класс ученики принимались только 17-<ти> лет; Я. Ф. Назарову, поступившему в приготовительный класс 15-ти лет, пришлось пробыть в нем, по малолетству, два года. Между первым и вторым классом он вышел из семинарии, уехал в Петербург и поступил здесь на завод слесарем. Вернувшись потом в Вытегру, Я<ков> Ф<едорович> прослужил там 22 года машинистом при винном очистительном складе. Он играет на скрипке, увлекается пожарным делом; при первом сигнале, по всякой погоде бежит на пожар, состоя в вольной пожарной дружине…

<p>III</p>

…Когда-то он влагал в свое учительское дело живую душу, но ему скоро сказали, что он поступает нехорошо; он задел неосторожно чьи-то самолюбия, больные от застоя и безделья, столкнулся с чьими-то окостенелыми мыслями, — и оказался или показался человеком беспокойным, неуживчивым… Его перевели в наш город… И вот он целый год томится здесь тоскою и скукою…

Ф. Сологуб. «Тяжелые сны»[257]

Обязанности Федора Кузьмича в учительской семинарии были довольно многообразны; при семинарии был интернат, и все учителя, в том числе и Ф<едор> К<узьмич>, несли там обязанности воспитателей. Всем им приходилось поэтому дежурить то по вечерам, то по ночам.

— У нас в семинарии был хор, я пел в нем; спевки бывали по вечерам, — сказал Я. Ф. Назаров. — Как узнают певчие, что Федор Кузьмич дежурный в интернате, так и побегут после спевки к нему, ну и я с ними…

— О чем же говорили?

— А так, не ораторствовал он, а на вопросы отвечал, разъяснения давал или рассказывал…

— Свое рассказывал или из книг?

— Этого уж не могу сказать, не понимали мы тогда — свое или чужое, а только много рассказывал… Очень мы его любили[258]

Однако те же ученики, что ходили на квартиру к Ф<едору> К<узьмичу> или бежали в интернат, когда он там дежурил, на уроках, на слова Ф<едора> К<узьмича>:

— Приведите пример на имя существительное женского рода, — кричали: — Плешь, плешь!

— Ведь это они про мою плешь! — рассказывал Ф<едор> К<узьмич> в учительской. Выглядел Федор Кузьмич в те годы, т. е. в 26–30 лет, значительно старше: ему можно было дать под сорок…

По праздникам воспитанники обязаны были бывать у обедни; учителя ходили с ними по очереди; ходил и Федор Кузьмич. В царские дни[259], независимо от дежурств, все учителя были обязаны являться на молебен. Директор[260] объявлял об этом под молебен и требовал, чтобы учителя не манкировали…

В Вытегре составлял Федор Кузьмич учебник геометрии[261]. Переписывал ему эту работу ученик с красивым почерком, Алексей Морозов. О. Н. Черносвитова[262] любезно сообщила мне, что книга эта осталась ненапечатанной. Она же рассказала, что Ф<едор> К<узьмич> участвовал, в компании с другими учителями, в составлении какого-то другого учебника, но и этот учебник света не увидел[263].

<p>IV</p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии